"Белое солнце пустыни" - фильм на все времена
Из жизни известных / Искусство и ремёсла
В закладки
14 декабря 1969 года на экраны вышел фильм "Белое солнце пустыни" - советский художественный фильм режиссёра Владимира Мотыля, повествующий о приключениях красноармейца Фёдора Ивановича Сухова, спасающего женщин из гарема бандита Абдуллы в годы гражданской войны.
Фильм снят на производственной базе студий «Мосфильм» и «Ленфильм», по сценарию, написанному Рустамом Ибрагимбековым и Валентином Ежовым.
Фильм-легенда о товарище Сухове (Кузнецов), бойце революционной Красной Армии, котрому по дороге домой поручили сопроводить освобожденный гарем бая Черного Абдуллы (Кахи Авсадзе). Ему, солдату Петрухе, бывшему царскому таможеннику Луспекаеву, да спасенному Суховым от верный гибели Саиду (Мишулин) пришлось вступить в бой с пустынными бандитами, и, конечно, победить! Словом, типичный вестерн, разве что вместо лихого ковбоя – не менее лихой красноармеец, вместо друга-индейца – узбек Саид, шериф превратился в таможенника, а бандиты вместо широкополых шляп щеголяют папахами и чалмами…
Владимир Мотыль:
Я лично знаю людей, которые помнят весь фильм наизусть (я сам один из них), а некоторые отвечали цитатами из него на все случаи жизни!
Первый съемочный день
Первый день съемок «Белого солнца…». Вся киногруппа собралась возле баркаса с целью совершения ритуального действа: начало съемок каждого фильма всегда отмечается битьем бутылки шампанского.
Режиссер Владимир Мотыль (он по случаю жаркой погоды в шортах, белой футболке и белой кепочке, бесформенной, похожей на панаму) берет за горлышко и, словно ручную гранату, бросает бутылку о баркас. Бутылка не разбивается! Отскакивает от борта, как от резинового, и шлепается в песок. Вторая попытка – более яростная и тоже неудачная.
Кто-то в толпе пророчит в полголоса:
– Одно из двух: либо картина будет г…, либо – шедевр!
Когда после третьего броска по ржавому борту стало стекать шампанское в шапке пены, Мотыль вздохнул:
– Ладно, приступаем к работе, а там… видно будет!
Почти через тридцать лет «награда нашла героев». Создателям кинофильма «Белое солнце пустыни» присвоена Государственная премия России.
Режиссер был крут по отношению к нарушителям дисциплины. «Хотите – пейте, но не в рабочее время!» А Георгий Юматов, который должен был играть Сухова и уже начал сниматься, часто злоупотреблял спиртным. И не раз срывал съемки. Мотыль отдал роль Анатолию Кузнецову. Чтобы другим неповадно было.
Трудно сказать, выиграла или проиграла от такой замены картина, но Кузнецовский Сухов хорошо вписался в лубочный стиль «Белого солнца…».
Луспекаев: "Пусть тебя мои ноги не смущают"...
Павлу Луспекаеву незадолго до съемок ампутировали ступни обеих ног. Владимир Мотыль другого Верещагина себе не представлял. Он предлагал Луспекаеву сниматься на костылях: Верещагин – бывший офицер, инвалид Первой мировой. Или таможенник, раненный контрабандистами в обе ноги.
– Давай, Володя, сперва я сыграю то, что написано в сценарии, а уж потом какого-нибудь инвалида. Пусть тебя мои ноги не смущают. Я придумал сапоги с металлическими упорами внутри, – сказал Павел Борисович.
Владимир Мотыль признавался, что велел помощникам искать дублера. Никому в голову не могло прийти, что Луспекаев все сделает сам: и в пустыне, и на палубе корабля, когда по сюжету драка.
Во время съемок Луспекаев в самом деле отбросил костыли и начал осваивать протезы. Когда боль становилась невыносимой, отходил в сторону и опускал натертые протезами культи в таз с холодной водой. Либо в прохладное Каспийское море.
– Это был подвиг, равный подвигу Алексея Маресьева, – скажет потом режиссер.
Луспекаев себя не щадил. Он даже в сцене драки на баркасе работал без дублера. В фильме есть лишь один трехсекундный кадр, где его подменил каскадер Александр Массарский: Верещагин ногами спихивает бандитов за борт. Сапоги Верещагина показаны крупным планом. А носки сапог Луспекаева при упоре прогибались, и это было бы видно на экране.
«Ваше благородие, госпожа Удача»
Одна из самых ярких сцен фильма: Верещагин с осоловевшим от выпитого Петрухой сидят на полу в обнимку. На переднем плане объемная бутыль самогона. Следуя завету великого Станиславского («Нетрезвый актер не может сыграть нетрезвого героя»), пили газировку.
«Посиделки» в доме Верещагина снимались в Сосновой Поляне. Не раз в студийном «козлике» возвращались втроем: Павел Луспекаев, Анатолий Кузнецов, Николай Годовиков. Водитель без напоминания притормаживал у небольшого деревянного магазинчика. Скидывались, и «старшие товарищи» напутствовали Годовикова как самого молодого:
– Ну, Коля, вперед!
– Как всегда?
– Как всегда!
Это значило: девять «маленьких» водки «Московская» по рубль сорок девять. Почему девять? Норма, определенная опытным путем. Иной раз в компанию напрашивался режиссер:
– Ребята, я с вами.
Луспекаев отшучивался:
– Владимир Яковлевич, у вас же «Волга», зачем вам на «козле»-то?.. Иной раз, особенно в экспедициях, перебирали.
Верещагин с Петрухой поют «Ваше благородие, госпожа Удача…». Голос у Луспекаева проникновенный, но осипший. Павел Борисович вечер накануне записи песни провел где-то с друзьями, попили, попели. И посадил голос! Расстроенный, ехал он на студию. Встретил Абдуллу – Кахи Кавсадзе.
– Кахи, какой я дурак! – прохрипел он. – Что теперь будет?!
Кавсадзе успокоил:
– А что, Паша, по-твоему, Верещагин должен петь бельканто?!
«Опять эта проклятая икра»
Эта фраза мгновенно стала крылатой. Килограммовая банка красной икры в конце 60-х стоила 28 рублей. При средней зарплате в полторы сотни рублей не каждый мог себе позволить такую роскошь.
«Рыболовецкой артели», сколоченной во время съемок на Каспии страстным рыбаком оператором Эдуардом Розовским, вволю накормившей деликатесной осетриной всю съемочную группу, не повезло. Не поймали ни одного «беременного» осетра женского полу. И икру для Верещагина пришлось покупать. В кино такие вещи называются исходящим реквизитом. Значит, по окончании съемок продукт может быть… съеден. Если деревянную плошку Верещагина наполнить икрой доверху, двух банок бы не хватило. Поэтому ее сделали с двойным дном, которое сильно уменьшало «посудоемкость».
Перед съемкой сцены с икрой Луспекаев шепнул Годовикову:
– Ищи себе ложку! Икру отснимут, группа набросится, руками жрать станут!
Колька побежал в буфет. Первый дубль отсняли, второй, третий.
Режиссер:
– Достаточно.
Изошедшие на слюну киношники вот-вот на икру набросятся. А Годовиков куда-то запропастился! Луспекаев, чтобы выиграть время, громогласно – чтобы слышали окружающие – подсказывает Мотылю:
– Владимир Яковлевич, а актерский дубль?!
Он уверен: ему Мотыль не откажет.
– Все по местам! Еще дубль – актерский.
И Колька тут как тут, карман оттопырен.
– Все! Отснято!
Все к плошке – такая халява! – кто с чем, тащат кто сколько зацепит. А у Луспекаева – ложка! И у Годовикова – ложка! Когда через три минуты в павильоне они остались вдвоем, Луспекаев спрашивает:
– Ну что, Коля, перепало тебе икры?
– Да как вам, Павел Борисович, сказать…
– В таком случае я знаю, где еще банка есть! Реквизиторы – народ предусмотрительный. Пойдем?
– Пойдемте. – Годовиков подставил Луспекаеву плечо – опереться…
"Гюльчатай, открой личико!"
«Гюльчатай, открой личико!» – вымаливает Петруха, да так и погибает, не удостоившись счастья лицезреть юную красавицу коварного Востока.
В этом отношении зрителям повезло больше. Они видели прекрасное личико исконно русской девочки – Тани Федотовой. Но паранджа скрывает еще одно, не менее прекрасное лицо – Тани Денисовой.
Денисова училась в московском цирковом училище. Когда часть фильма уже была отснята, администрация училища в ультимативной форме потребовала от девушки определиться: или цирк, или кино. Денисова выбрала цирк. За другой Гюльчатай далеко ездить не надо было. Она нашлась в том же гареме Абдуллы.
Личико «первой» Гюльчатай можно видеть в сцене у самовара. Администрация картины посчитала нецелесообразным отправлять экспедицию под Лугу ради одного кадра и переснимать его. Понадеялись: авось зрители не заметят!
Теперь уже трудно представить Гюльчатай с другим личиком.
– Честно говоря, в том, что и как я сыграла, ничего особенного нет. Мне даже странно слышать, когда говорят: «Ах, как вы хорошо сыграли Гюльчатай!» – рассказывала корреспонденту «Смены» Татьяна Федотова, в замужестве Кузьмина. – Да, определенное актерское мастерство у меня уже было, а остальное я себе представила, вообразила…
Одна из кульминационных сцен: Абдулла вырывает винтовку из рук Петрухи, бьет его ребром ладони по шее и закалывает штыком его же винтовки.
При ударе Кавсадзе, естественно, руку останавливал у самой шеи Петрухи. И у Годовикова никак не получалось вовремя среагировать на удар. Он вылетал из кадра либо раньше, либо позже.
– Кахи Давыдович, – попросил Николай, – бей меня по-настоящему, чтобы я контакт почувствовал.
Кавсадзе растерялся:
– Да ты что, Кола (так он произносил его имя), убью же!..
– Не убьешь.
После каждого из шести последующих дублей Николай Годовиков потихоньку отходил в сторону и… плевался кровью!
Штыковой удар Мотыль намеревался снять фрагментарно: крупно – лицо Абдуллы и после, отдельно – винтовка. В фильме не показано, как вонзается штык в тело. А Годовикову, Кавсадзе и постановщику трюков Александру Массарскому хотелось, чтобы все выглядело достоверно. Решили подложить под гимнастерку толстую доску. О своих экспериментах они режиссера в известность не ставили: боялись, что запретит.
И запретил бы! На последнем дубле Кавсадзе пробил доску – и штык, по счастью, лишь ободрал Годовикову бок! До этого у Николая никак не получалось заорать так, чтобы криком передать нестерпимую боль. «Владимир Яковлевич, меня никто никогда не резал!» – оправдывался он. А тут так заорал, что Мотыль довольно воскликнул: «Отлично, отлично, Коля!»
Спартак Мишулин сидел в песчаной яме девять дней
В пустыне жара стояла неимоверная. Кто-то даже пошутил:
– В песке можно запросто куриные яйца варить! А уж подогреть что-то – секундное дело!
Попробовали. Точно! На раскаленном песке яйцо варилось – пусть и не вкрутую – те же 10 минут, что и на газовой плите.
Вот и представьте, каково было Спартаку Мишулину.
Его трижды закапывали на жаре в песчаную яму и там доводили «до необходимой кондиции». Оператор с режиссером хотели сделать из закопанного человека что-то вроде зомби: на рассвете сажали Мишулина в яму, засыпали мокрым песком, закрывали шею кошмой, чтобы не особо жгло, и до полудня ждали, пока песок раскалится, и лицо Саида приобретет сине-фиолетовый оттенок, вены вздуются, глаза вылезут из орбит.
Чтобы было страшнее, мазали ему голову вареньем, и тогда лоб и щеки Мишулина облепляли тучи мух. Рядом по песку пускали змей. Во время перерывов прикрывали голову зонтом, давали покурить. Откапывать на обед не имело смысла – кормили из ложечки. Откапывали только вечером. И так три дня.
Первый дубль Москва не приняла из-за того, что он показался «излишне жестоким» по отношению… к зрителю. Второй дубль – на пленке царапина! Вновь пришлось закапывать Спартака. В итоге в яме Мишулин отсидел девять дней.
«Иду бить морду директору!»
Своей популярностью на тот момент Спартак Мишулин обязан был не столько ролям в родном Московском театре сатиры, сколько циклу телевизионных передач «Кабачок «Тринадцать стульев», где он играл роль пана директора. Отпускать его на телесъемки другой директор – директор «Белого солнца…» Юрий Хохлов – посчитал накладным. И начал водить актера за нос.
– Мне нужно срочно лететь в Москву! – заявляет Мишулин.
– Спартак Васильевич, знаете, как трудно здесь с билетами на самолет! – говорит Хохлов. – Не сегодня, так завтра…
– Хорошо, завтра так завтра.
На следующий день:
– Спартак Васильевич, с билетами не получилось. Завтра.
– Завтра? Ну ладно.
Ближе к вечеру Мишулин вскипел:
– Все, иду бить морду Хохлову!
Останавливает Хохлова с администратором в коридоре.
– Юрий Иванович, я, между прочим, заслуженный артист республики. Это первое. Второе: я имею разряды по боксу и по самбо. Получите!
Следует удар. Мишулин разворачивается:
– А теперь я пошел спать!
За съемками наблюдали инопланетяне?
У главного оператора Эдуарда Розовского простор для творчества в «Белом солнце…» был необыкновенный. Ему удалось снять пустыню так, как ни до, ни после него никто не снимал.
Сухов идет по пескам – один бархан сменяется другим… Бесконечность пересекает диагональ следов! Люди Сухова и люди Абдуллы движутся с разной скоростью: первые – неторопливо, вторые – быстро, нервно. Чтобы получить марево, создать иллюзию миража, Розовский перед камерой ставил подставку с раскаленными углями.
– Снимали крупный план Абдуллы на коне, когда он разговаривает с Верещагиным, – рассказывал корреспонденту «Смены» Эдуард Розовский. – А арабский скакун никак не хотел стоять на месте. Пришлось посадить Кахи Кавсадзе на плечи второго режиссера, и тот, переминаясь с ноги на ногу, создавал иллюзию…
Готовились снимать сцену гибели Абдуллы.
Вдруг на море поднялся дикий шторм. И Розовскому удалось заснять настоящий смерч. В другой раз он услышал журавлиное курлыканье, схватил камеру, и журавли отлично вписались в картину.
И только однажды оператор оплошал. Во время съемок сцены схватки Верещагина с людьми Абдуллы средь бела дня к баркасу подлетел НЛО и долго висел над ним. Вся съемочная группа, включая главного оператора, словно оцепенела!..
Продолжения не будет…
В картине несколько драматических эпизодов. Трагических точек, поставленных в судьбах героев задолго до окончания фильма. Гибель Гюльчатай, Петрухи, Верещагина…
Последняя смерть – вопреки сценарию. Верещагин должен был остаться в живых – уплыть на баркасе!
Владимир Мотыль первоначально даже собирался снимать вторую серию картины – о дальнейшей судьбе Верещагина. Но Павел Луспекаев не дожил и до выхода на экраны «Белого солнца пустыни».
После гибели легендарного комдива Василия Чапаева в сентябре 1919 года горевали о нем только родные и боевые товарищи, отчаянно мстившие белогвардейцам за смерть
На фотографии та самая «разлюбезная Катерина Матвеевна», которой из туркменских песков писал проникновенные письма товарищ Сухов. Она не была профессиональной
Эльдар Рязанов, наверное, самый народный режиссер. Ведь, если в титрах стоит его имя, картину посмотрят все. Целые поколения наших сограждан на протяжении многих
Вас также заинтересует:
Комментарии (0)