Злой, очень злой дядька. Олег Бондаренко
Она кормила кошек, старенькая бабушка. Пушистые хвостатые ждали её и радовались. И это давало ей силы вставать утром, разминать ноющие суставы и идти готовить. Ведь её ждали. Это давало ей силы жить.
Так случилось, что она осталась одна и ей, иногда, казалось, а если честно, то всегда казалось,каждый день и каждую ночь, зачем? Зачем продолжать это бессмысленное существование? Зачем?
Ведь никто не ждёт её, и никому она не нужна на этом свете. Одиночество тяжёлым, неподъёмным грузом лежало на сердце.
Но тут, вдруг, выяснилось, что во дворе дома, который она хотела покинуть и уйти вслед за давно оставившими её любимыми людьми, идёт война. Война с кошками, котами, котятами. Их бьют и гонят. Им не дают есть и пить.
Почему? Она недолго искала ответ на этот сакраментальный вопрос. Для чего надо искать ответ, когда есть очень простое решение.
Она нашла в этом утешение для себя. На свою маленькую пенсию готовила им есть. Не просто корм, а вкусные супчики и даже, иногда, котлетки и кусочки курочки. Она собирала по мусорным бакам бутылки, сдавала их, и на эти гроши покупала куриные крылышки.
И она стала всем для этой разношерстной, иногда скандальной, иногда драчливой, а иногда сонной компании.
Её ждали. Ждали всегда, а когда видели, в их глазах загоралась радость. Радость и надежда. Что они тоже кому-то нужны. Что они чьи-то. О них помнят и их любят.
Её старенькие высохшие ладони гладили спинки и головы, животики и лапки. И в её глазах больше не было одиночества. Ведь она теперь была очень нужна. Она заменяла им всё. Она была для них единственной возможностью выжить.
А кроме того, постоянная, бесконечная война с соседями. Скандалы и крики...
Она увела свою кошачью компанию подальше от дома. Метрах в пятидесяти был небольшой парк. Всего на три скамеечки, но именно здесь, в кустах, они и ждали её.
Каждый день. С утра до вечера. Ведь она была для них всем. Они нужны были друг другу.
Старенькая, худенькая, одинокая старушка и десять котов, кошек и котят.
Но один человек из дома приходил и сюда. Ругаться. Казалось бы, для чего? Что ему в том, что она кормит их? Не знаю.
Не знаю.
Кошки и коты боялись его. Они прятались и ждали, пока закончится очередной скандал, и этот страшный и злой человек уйдёт. Потом они выбирались изо всех щелей и бежали к ней. К своей надежде. К своей единственной надежде.
Надежда ушла ночью. Тихонько, во сне. Она улыбалась. Ей казалось, она сейчас кормит своих деток - так она называла пушистых бездомышей. Тихо и спокойно, просто уснула. И улетела туда, где нет боли и страданий. Туда, где нет злых людей и скандалов.
Когда её похоронили. А на похороны скидывались все соседи, ведь родственников у неё не осталось.
Так вот, когда её похоронили, злой и страшный мужик, всегда приходивший в этот маленький парк, чтобы поскандалить, решил пойти и сообщить кошкам и котам, что их кормилица больше не придёт. И чтобы они не ждали и не надеялись. И чтобы убирались отсюда, и чтобы...
Чтобы, чтобы, чтобы…
Нечего им больше здесь делать!
Он вдруг остановился. Остановился и понял - ведь ему тоже больше нечего делать. Не с кем ругаться, не на кого больше кричать.
Он пришел в маленький парк, прокашлялся и решил начать громко и грозно. Он хотел сказать что-то злое и решительное. Накричать, что ли, на кошек? А может, замахнуться грозно и приказать – уходите?
Он никак не мог решить, с чего начать и как продолжить, а поэтому присел на скамейку и закурил.
И ему вдруг показалось... Хотя, нет, нет... Конечно же, ему просто померещилось. Ему вдруг померещилось, что старушка... Старенькая и сухонькая. Сидит рядом с ним и улыбается.
Ему вдруг показалось, что она гладит его по руке своей сморщенной ладошкой.
Он так и сидел.
А солнечные лучи освещали его лицо.
Тогда из кустов, вдруг, выбрался самый худой, голодный и грязный котёнок. У него больше не было сил ждать кормилицу, ведь он так хотел есть. Он запрыгнул на скамейку, тихонько мяукнул и потёрся о руку страшного и злого мужика.
Тот посмотрел вниз.
И вместо того, чтобы отбросить малыша, грозно крикнуть, топнуть ногой и замахнуться, вдруг подхватил его под маленькое, урчащее от голода пузо и прижал к себе.
- Это ты меня гладил? - спросил он малыша, и тот тихонько мяукул в ответ.
Злой и страшный мужик встал и сказал, обращаясь к кустам.
- Никуда не уходите. Я сейчас приду.
Котёнка он унёс с собой.
А через полчаса на полянке перед скамейками царило пиршество и радость. Оголодавшие за эти дни кошки набросились на принесённую злым дядькой еду. Они толкались и вкусно чавкали. Они наступали на ноги злому дядьке и смотрели на него снизу-вверх. И дядьке, почему-то, не хотелось ругаться и кричать на них.
Он сел на скамейку и закурил...
И ему, вдруг, опять показалось... Нет, нет, конечно ему показалось. Что сухонькая старушка стоит в солнечном луче, прямо посреди кошачьей компании, и улыбается ему.
- И нечего мне тут, - сказал он строго и решительно, - И ничего такого. Подумаешь, может, это я просто так. И нечего мне здесь.
Он хотел сказать ещё что-то такое очень важное и строгое, а может даже крикнуть или топнуть, но тут, вдруг, выяснилось, что пока он сидел, к нему на колени забралось ещё два котёнка.
- Ишь ты, - сказал злой дядька, - Расселись, как дома. Что я вам здесь? Родственник, что ли?
Котята посмотрели на него снизу-вверх и разом согласно мяукнули.
- Ну, что ж я могу с этим поделать? - развёл руками в стороны злой дядька, - Раз так, то идёмте домой. Там ваш братишка уже супчик кушает. Будет у меня дома целая тройка родственников.
- Ждите меня завтра, - сказал он кошкам и котам, уже наевшимся до отвала.
Он уходил, неся в руках двух новых родственников...
А на скамейке сидела сухонькая старушка, прозрачная в луче света, и смотрела ему вслед.
Она улыбалась.
А в воздухе звучало адажио ре минор, Баха.
Олег Бондаренко
