У последней черты. Олег Бондаренко
Теплый пар поднимался от теплотрассы, вырываясь через тяжелую чугунную крышку входа. На ней, прижавшись друг к другу, лежали котенок и щенок.
Поздний осенний вечер заметал их дождем со снегом. Котенок дрожал. Он был совсем маленьким, всего несколько месяцев. Хозяева выбросили его только сегодня, и он пришел к этому теплому месту, пытаясь понять происходящее и согреться.
А взрослый щенок, давно привыкший к тому, что люди проходят всегда мимо, просто подвинулся. Он видел, как плохо малышу, и как слезы и сопли из простуженного носика стекают на асфальт. Он подвинулся и маленькое кошачье тельце прижалось к нему. Так они и лежали.
А кто-то, видимо ради шутки, бросил рядом с ними старые черствые корки хлеба. Ведь это так смешно – два замерзших малыша и черствый хлеб. Щенок смотрел на них и думал о том, что самое большое счастье в мире – это проглотить эти старые куски хлеба. Но он не мог двинуться, потому что маленький котенок прижался к нему, и только его тепло ещё поддерживало еле-еле бившуюся жилку жизни.
Так они и лежали на чугунной крышке, а теплый пар поднимался снизу, и вокруг спешили люди. Они не замечали маленькую пару, а может просто не хотели замечать. Люди спешили в свои теплые квартиры с обогревателями, вкусной едой и телевизорами. Они отворачивались. Отворачивались, потому что не привыкли взваливать на свои плечи чужую боль. Ведь гораздо проще и приятнее пройти мимо.
Старая бабуля с тяжелой тележкой в смешном пальто наткнулась на них и почти наступила. Она произнесла несколько проклятий и принялась ругать разлегшихся посреди дороги малышей.
Щенок прижал ушки и задрожал от страха. Ему очень хотелось сбежать, но он не мог бросить котенка. Вдруг, замахнувшись, старушка наклонилась, и щенок, так и не дернувшись, закрыл глаза, чтобы не видеть того, что сейчас произойдет.
А она внезапно схватила котенка и, вместо того чтобы ударить его или отбросить, положила его к себе за пазуху и, разразившись ругательствами и проклятиями, стала кричать на всю улицу, ругая себя, свою жизнь и заодно щенка и котенка, попавшихся ей под ноги.
Щенок понимал, что его ни за что не возьмут. Ведь дом, ласка и еда не для таких, как он. Не для несчастных и одиноких, никому не нужных душ, обреченных на бесконечные скитания. Но старые скрюченные подагрой пальцы подхватили его и отправили туда, где уже устроился его друг котенок. Ещё не веря в своё счастье щенок лизнул своего кошачьего друга и прижался к нему.
А бабушка, оглашая улицу ругательствами, проклятиями и жалобами на свою судьбу, пошла дальше, унося за пазухой двух малышей.
И её ругательства звучали в моей душе самой прекрасной музыкой, которую мне приходилось слышать. Куда до этих прекрасных ругательств и проклятий всем музыкальным произведениям на свете? Ведь самая прекрасное – это душа, возвысившаяся до простой человечности у последней черты, а сопение двух уснувших в теплоте малышей, вне всякого сомнения, звучало для меня, как хоральные прелюдии Баха.
Вот такая вот получилась чудесная осенняя мелодия...
Олег Бондаренко
