Выпускной класс и Ангелы. Олег Бондаренко

 

 

Она училась в этом классе с самого начала. С шести лет. Но это не мешало все эти годы одноклассникам издеваться над ней и изводить её так, будто она была их личным врагом. А провинность была очень простая. Она одевалась не так, вела себя стеснительно, не принимала участия в их развлечениях, и ещё... не смеялась, когда смеялись другие. Короче говоря, выделялась на общем фоне. Что воспринималось детьми, а потом и подростками, как вызов, как желание показаться лучше других.

И поэтому - плевки в спину и броски клочками бумаги, бесконечно приклеенные листки к её спине и портфелю с обидными надписями, и подставленные на выходе из класса ноги, чтобы упасть... А потом - обидный смех в спину, оскорбления, выкрикнутые из толпы и прямые насмешки девочек над её старыми потёртыми платьями и огромными мужскими ботинками не по размеру. И очками. Которые уже разбивали много раз, наступали на них и плевали в стёкла.

А она улыбалась печально в ответ на всё, а после плакала дома горючими слезами, стараясь чтобы ни мама, ни младший братишка не увидели ничего.

Она приходила домой поздно ночью, потому что подрабатывала официанткой в кафе, так как маме не хватало денег на их содержание. Отец давно ушёл. Вот они и остались одни. Сами. Навсегда. На звенящем промозглом ветру. Под названием – Время. Оно было безжалостно, отнимая надежду, радость и любовь.

И потому она подрабатывала в кафе, чтобы её маленький брат ходил в школу в хорошей новой одежде, в красивых кожаных туфлях и с большим портфелем из магазина, как у всех, а не со старой холщовой сумкой через плечо, как у неё.

И поэтому не было у неё времени, возможности и права на отчаяние, на склоки в школе. Она не могла себе позволить тратить силы и деньги на себя. Ведь мама работала уборщицей в соседней школе и получала мало, но много болела. И кто-то должен был оплачивать её лекарства.

И разумеется, она не думала о выпускном бале. Какой, ко всем чертям, выпускной бал?

Откуда, дамы и господа? Ну откуда же, у неё могут быть деньги на платье? Такое. Красивое. Знаете? Там, на центральной улице города,  оно висит в витрине одного дорогого магазина.

Она позволят себе иногда остановиться напротив витрины и, закрыв глаза и зажмурив веки, так, чтобы стало больно глазам, и потекли слёзы, увидеть...

Увидеть, как она идёт в этом платье, а все одноклассники не смеются над ней и не плюют ей в след, а смотрят....

Восхищенно смотрит и тот, самый красивый парень. Ну, знаете, с передней парты. Который самый умный и занимается греблей. Он смотрит ей вслед.

Смотрит, смотрит и смотрит, а она...кружится, и вокруг все улыбаются...

Но, открывались глаза, и серое небо кричало ей. Гнало её на работу.

И в это день всё должно было быть точно так же. Вот только во дворе школы собралась толпа учеников от первых классов до старшеклассников. Самый большой и самый сильный, наглый и хамоватый мальчишка из параллельного выпускного класса, известный на весь район хулиган, и гроза всех, драчун и задира, держал в руках маленького котёнка правой рукой, а левой доставал из кармана верёвку. Он привязал пищащего малыша к небольшому дереву, росшему посреди двора, и достал из кармана большую рогатку. Отойдя на несколько метров, он потребовал грубо, чтобы стоящие кругом ребята расступились и дали отойти ему назад.

- Ну? Кто забьётся со мной на две бутылки пива?! Что я с завязанными глазами попаду в него с десяти метров.

Среди ребят пронёсся уважительный гул, полный недоверия и кто-то даже вызвался поучаствовать в соревновании и поставить две бутылки пива. Что тут сыграло роль?

Нежелание выделяться и возразить против этого расстрела? Нежелание показаться другим? Почему никто из почти сотни детей не возразил и не вступился за котёнка? Боязнь расправы? Боязнь проявить жалось к маленькому существу на глазах всех? Или нежелание увидеть в глазах друзей непонимание?

Но.... Когда он уже натянул резинку, прицеливаясь в котёнка, и сказал товарищу, чтобы тот завязал ему глаза, из толпы, молчаливо взиравшей на этот расстрел, вылетело что-то такое, до боли знакомое, и всегда появляющееся не в том месте, не в то время и вообще...

Но маленький крепко сжатый кулачок, так что побелели костяшки пальцев, точно, совершенно точно ударил в правое ухо со всей силы! И рогатка выпала из мгновенно разжавшихся рук. Крик боли, испуга, страха вырвался из губ стрелка. Он согнулся, держась за ухо, и рухнул вниз.

И тогда её старый большой растоптанный ботинок. Помните, дамы и господа, именно те ботинки, которые ей всегда были не по размеру? Попал ему точно в нос! И хруст прозвучал, как выстрел, среди наступившей совершенно мёртвой тишины. Сто соучеников стояли и смотрели на происходящее, раскрыв рты и глаза. Они не двигались. Так, будто превратились в каменные статуи. И, знаете, что я вам скажу, они и были каменными статуями.

Она подбежала к котёнку, плачущему на дереве, и отвязав его, прижала к себе и убежала...

А на следующий день....

Она пришла в класс на первый урок и, открыв дверь, попыталась тихонько проскользнуть на свою заднюю парту, где просидела в одиночестве все десять лет, но тут что-то грохнуло. Грохнуло так, будто небо упало на Землю. Будто открылись хляби небесные, и ангелы уронили на Землю что-то очень важное. Что-то такое, без чего нам, людям, никак нельзя.

Это встал класс. Весь, как один. Грохнув одновременно крышками парт, они вышли в проход, каждый напротив своего места, и опять грохнули крышками своих парт. И всё это было посреди мёртвой тишины.

Ни слова, ни звука, ни одного движения. Будто они всю ночь репетировали это действие и отрепетировали его до абсолютной точности. Так, как солдаты на параде маршируют. Нет, не так. Так как идут в самый последний бой, когда всё самое важное уже не важно.

И они молча стояли и смотрели на неё.

А учительница сказала.

- Тебя вызывает директор за устроенную вчера драку. Ты избила мальчика, и теперь он дома с переломанным носом.

Она повернулась, чтобы выйти и пойти по пустым гулким школьным коридорам к кабинету директора, но.

Тот самый мальчик. Умный и занимающийся греблей, сказал.

- Постой. Постой пожалуйста!

И обращаясь к учительнице, попросил.

- Можно, она теперь до конца школы будет сидеть рядом со мной, и можно я провожу её, чтобы она не одна шла?

- Ну, конечно. Конечно можно.

Ответила учительница, хорошо знавшая о том, что вчера произошло на школьном дворе.

И тут весь класс сорвался с мест. И они, окружив её, в стареньком потёртом платьице, повели через гулкие, но уже совершенно не пустые коридоры, к кабинету директора, куда и вошли все вместе.

И самый умный и красивый мальчик, высокий и занимающийся греблей, вдруг сказал упрямо самому директору.

- Мы не уйдём. Не уйдём. Мы не оставим её одну. Вы ведь не знаете, что случилось вчера. А я знаю, и мне очень стыдно, потому что, я тоже был там. Среди всех. И я стоял, смотрел и молчал.

Директор помолчал и посмотрел на всех, а потом ответил.

- А я, между прочим, всё знаю. Всё абсолютно. Я, всё-таки, директор, вот уже тридцать лет. Но я должен. Должен поругать её. А значит, будем считать, что я уже поругал. А наказание будет такое.

- Ты, - и он показал на этого мальчика. - Теперь провожай её в школу и потом домой до самого выпускного вечера. Идёт?

И протянул ему руку.

- Идёт. - Ответил парень и пожал протянутую ему ладонь.

Нет. Это не конец. Каким бы я был сказочником, если бы дал этой истории так закончиться? Разумеется, это не конец. 

Через неделю, поздно ночью, вернувшись из кафе, и не успев раздеться и проглотить свой холодный ужин, она услышала, как в дверь кто-то стучится.

Осторожно, чтобы не разбудить спящую маму и братишку, она подошла и открыла дверь. В неверном свете желтых ночных фонарей стояли все девочки её класса. Все те, кто эти десять лет издевался и насмехался над ней.

И они протягивали ей большой и длинный пакет. Они стояли совершенно молча, и когда она подошла поближе, одна из девочек сдёрнула покрытие с пакета...

И она задохнулась. Потому что это было оно!!!

Именно оно! То самое платье! И ещё большая коробка с духами и всякими женскими премудростями. Она стояла, прижав руки к лицу, и плакала...

И тогда девочки подошли и обняли её. Они так и стояли под жёлтым светом ночных фонарей....

А мы оставим их тут, дамы и господа. Оставим. Потому что мне неудобно подглядывать за ними. Как–то, не по- мужски, что ли. Но я вас совершенно уверяю, что она пошла на выпускной бал! Вместе с тем самым, красивым, высоким, умным мальчиком. И они, разумеется, были самой красивой парой вечера. И она была совершенно счастлива! Но не потому, что была самой красивой девушкой среди всех, а это именно так и было, а потому, что она теперь была среди своих друзей, которые улыбались ей и аплодировали.

Вот, только иногда я задаюсь вопросом, дамы и господа.

Да. Я задаюсь вопросом, когда иду один под желтым светом качающихся ночных фонарей.

Что было бы? Если бы она тогда не успела?! Подбежать и спасти?

Да....

Я поднимаю голову вверх и спрашиваю об этом у ангелов, и они отворачиваются и хмурятся.

А, впрочем. Не стану вас расстраивать. Ведь это всего-навсего, сказка.

Да. Сказка, а может быть.

И нет…

 

ОЛЕГ БОНДАРЕНКО