Продавщица

  

 

Знаете, бывают такие женщины, мощного телосложения, будто вылитые из камня. А лицо. Вот на лицо тёти Клавы никто никогда не смотрел. Не решались. Потому что выражало оно всегда одно и то же. Угрозу, презрение и злость. И обиду на жизнь. Казалось, она вот-вот поднимет голову и закричит к небесам.

- О, Господи! Ну почему я должна обслуживать вот этих?...

 

Тётя Клава была продавщицей. Именно – Продавщицей. И по профессии, и по натуре. Она принимала покупателей, уперев два пудовых кулака в то место, где должна была быть талия. И сверлила наглеца таким взглядом, что самые смелые мужики смущались, отводили взгляд в сторону и тоненьким голоском и извиняющимся тоном просили. Она снисходила. И отрезала колбаски.

Смельчаки, решившиеся возвысить взгляд свой и голос, наблюдали такую картину. Тётя Клава снимала пудовые кулаки с талии и клала их на прилавок. Лицо её принимало цвет свёклы, а глаза превращались в два дула. Из горла вырывался рёв, сравнимый со львиным. Очередь приседала. Как будто над ними пронёсся истребитель, а мужик.

Мужик, поперхнувшись и побелев, немедленно извинялся и был готов признаться во всех совершенных и будущих грехах, и тут же написать заявление о явке с поличным.

И никто ещё за всё время не решился перевесить и проверить. Но больше всего. Больше всего, её раздражал малец.

Наглый такой пацан. Десяти лет от роду. Который имел наглость являться к ней с завидной регулярностью, и вывалив на прилавок кучку мелочи, просить тоненьким голоском:

- Тётя Клава. Пожалуйста. Отрежьте мне молочной колбаски.

Тётя Клава краснела, белела и серела лицом.

- Опять явился, - гремела она так, что дребезжали стёкла. - Опять отрежь ему пятьдесят грамм!

Она торжествующе смотрела на очередь. И толпа, всегда готовая в другом месте возразить и закричать, отводила глаза.

- Опять по мою душу явился, нервы мне трепать? Ишь ты, лорд аглицкий какой. Оне, видите-ли, по пятьдесят грамм кушать изволят.

Но малец, как ни странно, не смущался и не пугался. Он поднимал на Продавщицу небесно-голубые глаза и говорил:

- Отрежьте, пожалуйста, тётя Клава. Очень надо.

Тётя Клава опять открывала рот, из которого должна была выпасть атомная бомба, но.

Но почему-то вглядевшись в его голубые глаза, замолкала и спокойно отрезала кусочек колбаски. Вздох облегчения проносился по очереди, и малец уходил, зажав в кулачке пакетик.

 

В этот день у тёти Клавы было особенно грозное настроение. Очередь напряженно молчала. Продавщицы из соседних отделов старались не смотреть в этом направлении. То и дело срываясь на крик, тётя Клава бросала покупателям пакетики с колбасой и тут.

И тут опять из-под прилавка в самое неподходящее время вынырнула вихрастая голова с голубыми, как небо глазами.

Они уставились на Продавщицу, и малыш произнёс в абсолютной, звенящей тишине:

- Тётя Клава, тётя Клава. У меня сегодня нет денег. Но мне очень надо. Отрежьте мне пожалуйста, грамм пятьдесят, а я вам потом деньги занесу.

Подобной наглости никто не мог себе позволить. Это было покушение на святое. На самую суть торговли.

Тётя Клава покраснела, побледнела и издала такой рык, что все находившиеся в магазине присели, а один алкоголик, пытавшийся спрятать в трусах бутылку водки, выронил её и поднял руки вверх. Бутылка упала на бетонный пол и разлетелась на тысячи кусочков со звуком осколочной гранаты. Но никто и не обратил внимания на эту ерунду.

- Ты, ты, ты! Лорд паршивый! Опять сюда явился, чтобы меня до инфаркта довести?!

И она подняла вверх свой пудовый кулак.

Все закрыли глаза. И те, у кого было сердце, схватились за него.

Но маленький Лорд не испугался. Он не дрогнул и даже голос его не изменился. Он опять посмотрел на тётю Клаву своими голубыми глазами и сказал спокойно:

- Он очень кушать хочет. А у меня денег нет. Мама не дала на завтрак. Забыла просто.

И он поднял вверх рыжего, как солнышко, котёнка. Тот, увидев перед собой страшное лицо тёти Клавы, почему-то не испугался. А вырвавшись из рук своего малыша, спрыгнул на прилавок и, пробежав по нему, прижался к грязно-белому халату тёти Клавы, и потёрся об неё своей маленькой рыжей головкой.

По магазину пронёсся стон, полный ужаса и боли. Всем показалось, что сейчас поднятый пудовый кулак упадёт на рыжего малыша и раздавит его, как муху.

Пьяница с поднятыми руками упал на пол, скрючился и закрыл голову руками.

Тётя Клава сперва посерела, потом побелела, потом покраснела. И из её горла вырвался хрип. Она опустила кулак и, схватив рыжего малыша, поднесла к лицу. Тот мяукнул и ткнулся мордочкой в её нос.

-  Это ты, что-же? - Спросила она грозно. - Всё это время мамкины деньги, которые она на завтраки давала, вот на этого паршивца тратил? И каждый день мне тут нервы трепал, покупая ему по пятьдесят грамм колбаски?

- Ага, - ответил малолетний преступник. - Только, вы не думайте. Я завтра деньги вам занесу. Как мама даст, так я и принесу.

Продавщица из отдела с конфетами всхлипнула, и выбежав из-за прилавка вложила в руку Лорда с голубыми глазами купюру.

- А, ну. Не сметь! - Крикнула тётя Клава так, что задрожали стёкла в магазине, а пьяница лежавший на полу и обнимавший голову, стал тихонько подвывать,

- А ну не сметь, - повторила она страшным шепотом. - Забери–ка свои деньги, - обратилась она к продавщице из конфетного отдела, и та, взяв купюру, отошла в сторону.