Открытка для матери - история из жизни
– Мам, ну сколько можно лежать у телевизора? Пошла б – погуляла... Там морозит совсем чуть-чуть, хорошо так, снежок лежит.
– Не хочу я ... одеваться надо.
– А у тебя много дел? Что мешает встать и одеться?!
– Отстань, Лен. Чего я пойду? Зачем?
– Хотя бы, чтоб воздуха глотнуть, пройтись...
– Форточки хватит.
– Так ты и форточку сто лет не открывала, – Лена подошла к окну, потянулась к форточке, – Мам, смотри, цветы у тебя сохнут. Давно поливала-то?
– Да и черт с ними. Надоело все.
– Что надоело-то?
Лена села рядом на диван. Мать отвернулась к стенке.
Вот проблема!
И как ее решить? Как убедить маму, что и на пенсии жить можно, что горевать по ушедшей работе вот так – не стоит?
Сколько Лена с Катей себя помнили, мама всегда была в работе. Коллектив и работа фабрики для нее были наиважнейшими. Пока папа был жив, разговоры в доме шли практически только об этом – о качестве продукции, о нечистых на руку работниках, о строгом начальстве, о будущем их фабрики, о сверхурочных.
Девочки выросли в этих разговорах, считали, что именно так и должно быть. Нет, они не были запущенными детьми, мама успевала все, всегда была хорошей хозяйкой. А потом и девочки взяли на себя часть домашних дел. Привычно раз в неделю мылись полы, обрызгивались цветы, выбивались ковры...
Уйти на пенсию и уволиться маму, можно сказать, вынудили – производство сокращалось.
Начальник поступил благородно, пригласил в кабинет, ситуацию разъяснил, подвел под сокращение, чтобы выплаты были побольше. А мама, как привыкла всю жизнь выручать коллектив, так и поступила – выручила опять – ушла на пенсию. Да и годы, к семидесяти уж..
Она собрала коллектив в кафе, тридцать человек. Проводили ее – чин чином. Гуляли, говорили теплые слова. Вроде, всем понравилось.
А наутро, поправляя цветы в вазах, все ждала звонка. Кто-нибудь да позвонит, скажет – какая молодец Вы, Галина Михайловна, какие проводы организовали, да и как мы теперь без Вас справимся?
Но в этот день никто не позвонил. Не позвонили и на следующий.
Ну да ладно, месяц к концу подойдёт, как отчёты начнутся, сразу вспомнят. Прибегут ещё:
– Галина Михайловна, выручайте, голубушка, не справляемся без Вас. А как в таблицу все вбивать? А как концы свести?
Но прошел месяц, второй...
А потом – Новый год.
И никто, кроме старой приятельницы Анны Ивановны, с которой дружили и работали вместе, да Эдуарда Семеныча, старого работника с которым начинали, с Новым годом и не поздравил. Ни начальники, ни подчинённые... никто...
Как и нету ее. А ведь раньше потоком поздравления лились, телефон не умолкал. А теперь...
Анна Ивановна как-то проговорилась – уж и не говорят о Галине совсем. Так, пара старых работниц меж собой вспомнят, да и все...
– Лен, ну как же это, а? Я ж не померла. Просто ушла на пенсию. И чего? Нет работника – нет человека, что ли? А сколько я сделала для производства! Ведь и медаль у меня есть, и ветеранское...
И загрустила мама...
Жила она уже одна. Дочки взрослые. Катя уехала давно в Краснодар, жила далеко. Лена в этом же городе, но тоже не близко. Обе дочери замужем, уже и внуки – школьники, особой заботы бабушки не требовалось. Те времена, когда помощь бы не помешала, давно прошли – бабушка не могла тогда сильно помочь – работала. А девочки особо и не просили, понимали – всю жизнь работа для мамы была первостепенной. Справились.
– Кать..., – Лена звонила сестре в Краснодар, – Не знаю чего с мамой делать. Хандрит по-черному. Лежит, плачет. Только телевизор смотрит, больше ничего не делает. Даже ночнушку не снимает, так весь день в ней и ходит. Представляешь? Это наша-то мама. Ладно – не убирается. Так она и есть себе не готовит – кусочничает.
– Да я уж поняла. Она только о том, что забыли ее, сейчас и мне говорит, жалуется. А ты тормошить ее пробовала? В кино хоть вытащи...
– Звала. Говорю, вот, я билеты онлайн взяла. Ни в какую. Упрямая ж, Кать! Антошку отправляла, он ее звал в парк, на лыжи. Любила ж она. Не согласилась, сказала – колени болят.
– Так может болит у нее и правда что-то? Может не договаривает?
– Мне кажется не в этом дело. На фабрике о ней забыли – и это главное. Без нее обходятся, а для нее это всегда было наиважнейшим, ты ж понимаешь.
– А они так ни разу и не вспомнили, да?
– Нет, даже с Новым годом не поздравили. Может на женский день вспомнят, как думаешь?
– А если не вспомнят? Лен, давай позвоню я туда.
– Куда? – не поняла Лена. Такая идея ей не приходила.
– Ну, на фабрику. Должна же у них быть какая-то работа с ветеранами труда.
– Да там, считай, новое производство. Они там все меняют, Кать. Всю организацию производства, по рассказам мамы.
– И чего? Это ж не значит, своих ветеранов забыть?
– Ладно. Не надо, не звони. Я с Анной Ивановной поговорю, спрошу к кому обратиться по этому вопросу и лично позвоню. Хорошая идея.
Но случилась неприятность – младший сын Лены сломал ногу на катке. Начались хлопоты, и какое-то время было не до мамы.
Бабушка Галя поохала о переломе, ненадолго отвлеклась, но вскоре опять захандрила.
Анна Ивановна, по просьбе Лены, узнала – кто у них председатель профкома, кинула Лене ее телефон.
– Здравствуйте, Ирина Григорьевна! Вас беспокоит дочь Завъяловой Галины Михайловны, ветерана вашего производства.
– А в чем дело? Слушаю Вас.
– У меня просьба будет к Вам. Она грустит очень по работе, по коллективу. Нельзя ли организовать письмо какое-нибудь благодарственное. Ну или поздравление – на женский день, например. Она ждёт добрых слов.
– А кто она?
– Как кто? Ветеран труда. Сорок лет у вас проработала.
– Так она уволилась уже?
– Да, конечно. Говорю же – скучает.
– Ну, и при чем тут я?
– Мне сказали, что Вы – председатель профкома.
– Ой, какого профкома? Так, на бумаге только. Да и не хотела я, упросили. И чего, я должна теперь всех ветеранов помнить? Знаете из сколько – всех не упомнишь.
– Но ей было бы приятно, – ещё надеялась Лена, но уже понимала, что разговор бесполезный.
– Не знаю я, не моя задача, обещать не могу...
Лена передала разговор Кате
– Вот сволочи, – констатировала та.
А мама все больше и больше впадала в депрессию...
Уже барахлило давление, болел желудок. Разговоры с ней заканчивались ссорой, только усугубляя ситуацию. Лена улавливала малейшую смену её настроения, и ее начинала одолевать совесть.
Ездить ежедневно к ней Лена не могла, далековато, а раз в неделю было явно мало. Она звонила каждый день по несколько раз, но все наставления были бесполезны.
– Я сама разберусь, как мне жить, отстаньте...
И Лена решила – а пусть с ней Васька пока поживет. Он самостоятельный вполне и позитивный четырнадцатилетний пацан. На костылях вполне себе скачет по квартире, в школу все равно сейчас не ходит.
– Вась, а поживи с бабушкой чуток.
– Как я там без интернета-то?
– С телефона посидишь, кинем мы денежку. Бабуля совсем исхандрилась без работы. Может забота о тебе ее расшевелит чуток. А?
– А чего хандрить-то. Я тоже б на пенсию пошел – мечта! Сидишь себе дома, ни тебе учебы, ни работы ... Я б в играх зависал, жаль, что бабуля не умеет.
– Ну, трудно объяснить – почему хандрит... Юный ты – не поймешь. Работа для нее была смыслом жизни.
В общем, Васька согласился пожить у бабушки, бабушке объяснили, что он должен быть под присмотром, и его перевезли.
Кто там у кого был под присмотром – это ещё вопрос. Но Васькино присутствие мало что изменило. Разве что ночнушку бабушка сменила на халат, начала выползать в магазин у дома и готовить.
Васька жаловался.
– Ма, она ходит как в воду опущенная, охает весь день. Встаёт – охает, готовит – охает... Как будто в тягость ей я. Я вчера уж сказал – давай я сам картошку пожарю, чистил, жарил. А она есть отказалась – сказала, что не голодная. Чего с ней, мам? Она ж не была раньше такой.
– Депрессия, Вась. Я приеду в субботу, держись. Занимайся только нормально и с ногой – осторожней. Не наступаешь?
– Нее, нормально все. Уроки учу. Кстати, пытался бабулю подсадить на игры – бесполезняк. Не хочет учиться. Хочет на грусти чилиться.
В субботу Лена приехала. Сделала уборку под ворчание матери. Та была против.
– Я немного, мам. Всё-таки, ты не одна, Вася здесь.
– Может заберёте уже. Взрослый уж, и один посидит.
– Нет, нет. Все равно ребенок, пусть побудет ещё у тебя, пожалуйста.
– Меня контролируете, да? Думаете, я – дура, не понимаю.
– А если и так. Вдвоем же веселее, мам.
– А если не хочу я никакого веселья? Не нужно мне веселья. Никому я не нужна.
– А мы как же? Мы – как, мам? Ты нам нужна.
– Вы уж взрослые...
Мама опять закрылась в комнате, хлопнув дверью.
Лена заплакала. Видимо, накипело. Она рвется ради матери, а та...
И что с ней делать?
Зашла в комнату. Васька – за компьютером, оглянулся, увидел слезы на ее глазах
– Ты че, мам? Чего ты?
– Да..., – утирала слезы Лена, – Бабуля опять вся в депрессии, говорит – не нужна никому. Мы, видно, не в счёт.
– А кому она хочет быть нужна? Фабрике своей что ли?
– Видно. А там и думать забыли. Я ж ходила, просила хоть об открытке, но ...
– Зачем ходила?
– Просила, чтоб поздравили. Мы с Катей так решили. Вот уж 8 марта на днях. А им, видите ли, трудно. Гады...
Васька привстал, посмотрел на мать с удивлением.
– Ма... Вы как с луны с тетей Катей. Не знаете что ли, что сейчас время такое. Кто о стариках-то думает? Нафиг они сдались, если уж на пенсии. Нашли о чем горевать. Давай сами нарисуем эту открытку, да и все...
Лена подняла заплаканные глаза на сына.
– Это как?
– Да очень просто – купишь открытку или благодарность какую, их полно в канцелярском, текст напечатаем... И пришлём по почте. Делов-то.
– Ну, там же подпись начальника, печать.
– Начальник сменился, имя я узнаю, да и подпись подделаю. И печать тоже. Нехитрая премудрость. Но не бухгалтерский ведь документ, можно и без печати.
– Вась ... Вась, а ведь это хорошая идея, – Лена уже утирала слезы.
Перед праздником мама позвонила.
– Лен, слушай-ка! Сейчас из ящика чего достала! Поздравление с работы прислали, прямо грамота большая, красивая. И смотри, чё пишут: "Спасибо за неоценимый вклад в дело организации экспертизы, разработку новых методов проверки качества товара." Помнят, Лен!
– Ещё б, мам. На таких, как ты, все и держалось тогда. Все здоровье там положила. Да и сейчас твоя методика в деле. Что тут говорить! А на Новый год закрутились они просто, сама понимаешь – конец года...
– Вот и я так подумала. А я ведь решила – вообще забыли, и не вспомнят!
– Ну что ты, мам. Таких работников не забывают.
И пошли сводки с Васькиного фронта – бабушка в парикмахерскую собралась, вкусный борщ сварила, шторы постирала... компьютерным играм начала обучаться.
– Лена, за рассадой бы в сад ботанический съездить надо. Когда Сережа сможет? Поговори с ним, – звонила ей мать.
Всего одно письмо, совсем короткое, всего лишь пара добрых слов... А депрессию сняло как рукой, мама ожила. А вскоре и Вася вернулся домой, пора было возвращаться к учебе, кость срослась.
И на Первомай Галина Михайловна получила поздравление, и на День Победы дня за три до праздника. Все на красивых благодарственных письмах с золочёными буквами и цифрами, с подробностями ее личного вклада.
А ... а после праздника ещё ... получила...
Одиннадцатого числа пришла открытка - тоже с фабрики. Маленькая и совсем другая – имя отчество вписано от руки, подпись отличается, да и текст банальный.
Но тоже – поздравление с Днём Победы.
Видимо, стрельнуло у кого-то на фабрике, на 9 мая поздравили своих ветеранов.
- Чего это они дважды-то? – думала Галина Михайловна, Но бывает же. Просто нестыковка. Там, может, профком, а тут – цех. Кто знает...
Но Галина Михайловна была женщина умная. Позвонила знакомым – таким же пенсионерам, ветеранам фабрики, как и она, и выяснила, что маленькую открытку получили все, а вот красивых больших благодарностей – никто не получал.
Догадалась...
Дочки!!!
Ох! Зачем это они?
Обманывали...
И чем больше она думала об этом, тем больше становилось ей стыдно. Это как же она так! Со своими мыслями и думами об оставленном производстве, совсем потеряла голову.
А девчонки... Ее девчонки не знали, что и предпринять. И придумали же... придумали!
А она и обрадовалась. А чему? Тому, что чужие люди помнят о ней, ценят, думают... А тут свои были рядом, заботились и переживали, а она лишь нервы им мотала со своей навалившейся депрессией.
Такие дочки у нее! Такие дочки! Внуки какие!!!
И увидела она себя их глазами.
Некрасивую увидела....
Поплакала Галина Михайловна, но решила, что плачет последний раз.
Признаться им, что поняла все?
Или ...
И она решила молчать. И о второй открытке с фабрики ничего не сказала.
– Леночка, солнце мое, я на даче останусь. Тут красота такая, уже купаются, бери мальчишек своих, приезжайте! А я блинов нажарю.
– Здорово, мам. Приедем. С удовольствием приедем в субботу!
– Скажи только Ваське, пусть ноут возьмёт, нам огород сажать.
– Мам, я не поняла, какой огород? Посажено уж все.
– Да в игре компьютерной. Тебе не понять, а нас там все серьезно...
– Ох, мама... А я уж думаю...
– Нет, крыша ещё не едет, все в порядке с этим. Да и со всем другим – тоже хорошо. Это благодаря тому, что вы у меня такие...., – она помолчала, – Самые лучшие в мире вы у меня, Лен! Ты, Катюша, внуки и даже зятья! Люблю вас очень!
– И мы тебя любим, мам, – настороженно произнесла Лена, – А у тебя точно все в порядке?
– В полном. Прости, что редко вам говорила, как сильно вас люблю... Я исправлюсь...
