Надежда из кармана. Олег Бондаренко
Она работала врачом-онкологом в детском отделении большой специализированной больницы. Детское отделение считалось самым тяжелым, и оттуда постоянно сбегали не только врачи и медсёстры, но даже уборщицы. Сбегали под любыми предлогами. Никто не мог долго смотреть на то, как угасает надежда в детских глазах.
А она как-то задержалась...
Нет, не потому, что она выделялась из всех готовностью страдать. И не потому, что хотела помочь именно детям. А просто потому, что была ординатором, то есть начинающим врачом, только закончившим университет. И если бы не это, то «только и видели» бы её в этом отделении.
И в другую больницу она устроилась бы. Частную. Там платили намного лучше. Но у ординатора был очень небольшой выбор, зато очень большой рабочий день, который запросто мог перейти и на второй день, без перерыва. Так что иногда, в конце 36 часовой смены, она не могла выехать на машине с парковки, а так и засыпала за рулём.
Проспав несколько часов, она ехала домой и уже отдыхала там.
И потом всё повторялось...
Дело в том, что завотделением сказала ей, что, либо она отработает шесть лет и потом с хорошей характеристикой хоть на все четыре стороны, либо получит волчий билет и сможет устроиться, в лучшем случае, только на скорую помощь.
Поэтому выбора у неё особенно не было А вместо этого были постоянная усталость, бесконечное раздражение и желание не видеть детских глаз. Потому что, по большому счету, помочь они могли немногим. Остальным просто временно облегчали состояние. Оттягивали, так сказать, неизбежное.
И через пару лет она научилась отстраняться. Просто выбора другого не было. Либо ты смотришь на все эти страдания со стороны, и тогда можешь работать и, в конечном счете, помочь хоть кому-нибудь. Либо начинаешь загоняться, страдать, плакать, вздыхать и охать, и тогда - грош тебе цена, как врачу.
Нет.
Для самих деток, их родственников и окружающих она демонстрировала сопереживание, сочувствие и даже иногда пускала слезу, но внутри старалась оставаться холодной, взвешенной и рассудительной.
Если вы не работаете врачом в подобном отделении, то не беритесь судить или осуждать.
Иногда она выходила из отделения на улицу, чтобы покурить. Единственная отдушина.
Тут на неё и набрела беременная кошка, которая ткнулась ей в ноги и жалобно мяукнула.
– Господи, - подняла голову вверх врач, - И за что мне всё это? Чем я так провинилась в прошлой жизни?
Потом она посмотрела вниз и сказала:
- Ну, что же с тобой делать? Что ты ждёшь от меня?
Оглядевшись по сторонам, она сняла с себя курточку и, наклонившись, подняла кошку, обмотав её своей курткой. Та покорно молчала, понимая, что человек хочет помочь.
Закрывшись у себя в кабинете доктор внимательно осмотрела серую кошечку и выяснила, что роды должны были начаться со дня на день.
В общем, после смены она отвезла кошечку домой, где та благополучно и разрешилась от бремени через несколько дней.
Но молока у неё не оказалось. И женщине пришлось возить с собой трёх котят на работу, где она закрывала их в кабинете, куда заходила раз в четыре часа, чтобы покормить пушистых малышей.
И они стали считать её своей настоящей мамой. Один был особенно слабеньким. И она иногда брала его в карман своей рабочей тоненькой курточки. Пригревшись там, малыш засыпал и тихонько тарахтел. Очень тихо. Совершенно неслышно, но она слышала. И это странным образом успокаивало её. Она стала менее раздражительной и более спокойной.
И даже завотделением сделала ей комплимент. Что мало понравилось женщине - не дай Бог, ещё решит оставить в отделении после отработки.
Но факт остаётся фактом.
Она стала более отзывчивой на детские взгляды, что малыши, лежавшие в отделении, сразу заметили. Они стали улыбаться женщине и разговаривать с ней чаще. Собственно говоря, её интересовало только состояние здоровья малышей на данный момент. Но почему же не пообщаться, если те хотят, и сама не против.
Карман был достаточно глубокий, и котёнок не мог выбраться. Но через пару недель, сил у него от такого личного внимания явно прибавилось.
И однажды...
Однажды, вместо того, чтобы спать и ждать своего времени для кормления, малыш, воспользовавшись своими острыми коготками, забрался по внутренней стороне кармана и выставил мордочку, оглядывая своими любопытными глазками всё вокруг.
И надо же такому случиться, что именно в эту минуту она осматривала одну девочку, прогнозы для которой были очень не очень хорошими. Честно говоря, прогнозы были максимум на год. А потом...
Врач предпочитала не думать об этом. Она разрешила девочке поиграть с котёнком, пока она сделает обход. Потом его надо было кормить.
Так оно и пошло. Она кормила котят, а потомприносила их детям, которые теперь ждали прихода доктора, как Бога. Их глаза стали светиться радостью, надеждой и ожиданием.
Уборщицы и медсёстры старались не замечать происходящего.
Во-первых, дети теперь явно лучше себя чувствовали. Во-вторых, они меньше тревожили медперсонал, что всех устраивало.
Поэтому, когда обход делала завотделением с другими врачами, медсёстры прятали трёх котят у себя, чтобы, значит, их не нашли.
Через несколько месяцев дети ползали с подросшими котятами по полу и явно меньше внимания уделяли своим бедам.
А ещё через некоторое время врач, просматривая результаты анализов той самой девочки, с удивлением заметила явное улучшение, необъяснимое с точки зрения современной медицины.
Когда девочку выписывали с явным улучшением, врач завела её родителей в свой кабинет и, закрыв двери, всё им рассказала. После чего спросила их:
- Вам всё понятно?
Родители плакали и обнимали женщину. Они сказали, что им всё понятно. И прямо из больницы поехали с дочкой в приют, где та и выбрала себе котёнка и щенка.
Улучшение наступило ещё у двоих деток.
Нет, далеко не у всех. Но у всех глаза стали светиться.
И доктор стала носить в палату своих уже подросших котов. Медсёстры и уборщицы стояли на шухере. Ну?
Что за самодеятельность? Честное слово.
Но факт фактом.
И вскоре, примерно через год, когда срок работы интерна подходил к концу, завотделением позвала её в свой кабинет и закрыла его на ключ изнутри.
- Ну, садись, - сказала она врачу.
И достала из сейфа початую бутылку виски и две рюмки.
Налив их по полной, она скомадовала:
- Пей.
Они выпили, и завотделением сказала.
- Я ведь всё знаю! Ты что, думаешь от меня можно скрыть что-то? Но поговорить я с тобой хотела не об этом. Тут такое дело. Мне скоро на пенсию. Нужна смена. А никого нет. Никому не могу оставить клинику. Поэтому....
Она налила по второй, и они махнули, закусывая куском шоколада.
- Думай сама. Захочешь, я тебе дам отличную характеристику, а захочешь…
И они махнули по третьей.
Теперь женщина работает заместителем завотделением. И в отделении у них творятся странные вещи. Животные свободно разгуливают, и уборщицы даже не ругаются. Артисты всякие приходят и клоуны.
А в последнее время при отделении организовали небольшой приют для бездомных животных. И все дети там работают по мере сил.
Помогает ли это? Не знаю.
Но знаю одно точно.
Теперь малыши меньше думают о свои несчастьях. И в их глазах появились проблески надежды и даже счастливые улыбки. А родители молятся на нового заместителя. Они в ней души не чают, поэтому денег на всё хватает.
И, да.
Из этого странного отделения маленьких пациентов выписывают в два раза чаще, чем из других. Мало?
Да. Немного.
Но ведь даже одна спасённая жизнь- это уже очень много. И мне почему-то кажется, что
эта женщина-врач останется там и будет прекрасной новой заведующей.
Такая вот история.
О чём? Не знаю.
Может, о жизни. Может, о призвании.
А может, о сострадании.
А может о том, что не все методы современной медицины так уж безоговорочно хороши.
Иногда.
Иногда…
ОЛЕГ БОНДАРЕНКО
