Мама Шарик. Олег Бондаренко
Случилась эта история очень много лет назад. Знаете, дамы и господа, тогда ещё были холодильники, которые открывались педалькой внизу. Ну, кроме ручки на двери. Так вот.
Жил тогда у меня пёс. Ну, как пёс. Так себе, собачка неизвестно какой породы. Но шкодил он регулярно. Особенно любил кожаные туфли и тапочки. Кроме того, провода и ножки у стульев и дивана.
В общем, неизбывная проблема с детскими глазками и невинным выражением лица, то есть, морды. И гулять с ним была целая проблема, потому как сие малое исчадие Ада считало себя сильным и решительным мужчиной, что и стремилось доказать каждый раз, когда видело собаку, кошку или велосипедиста. А в случае, если сии товарищи обращали внимание на его старания, Шарик немедленно вспоминал о наличии ошейника, поводка и хозяина, то есть меня, за кого он и прятался, предоставляя мне все оставшиеся разборки. Справедливо посчитав, что всё основное он уже сделал, и хозяин вполне себе может завершить оставшуюся малость. При этом он смотрел на меня своими детскими глазами, полными невинности и изумления.
- Как так? Чего это они? За что? Я же ни в чём не виноват!
Ну так вот.
Однажды я заболел. Грипп, знаете ли. А жил я тогда один. А температура жарила так, будто она на мне собиралась запечь десяток яиц. Проще говоря, вставать с кровати у меня получалось только в туалет. Есть не хотелось. А вот бутылки с водой стояли возле кровати, и пил таблетки я регулярно, что впрочем, мало помогало. С таблетками я собирался проболеть неделю, а без них гораздо больше - дней так семь, не меньше.
И вот на третий день, когда есть уже хотелось очень, но от слабости меня штормило так, что передвигался я по стеночке, я проснулся утром от ощущения того, что у меня на лице что-то лежит.
Открыв с трудом глаза и ожидая увидеть ангела, пришедшего за моей грешной душой, я с удивлением узрел лежащий на щеке кусок зачерствевшего хлеба.
Решив, что вчера мне удалось добраться до стола и взять там этот кусок, я стал его пережевывать, запивая водой. Нельзя сказать, чтобы это было вкусно. Но всё же я поел. После чего, утомлённый этой процедурой, уснул.
А когда проснулся, на кровати, рядом со мной, лежали несколько кексов, запечатанных в целлофановую обёртку, и поэтому, довольно таки, съедобные.
Возблагодарив своего Ангела-хранителя и удивившись такому его поведению, особенно, учитывая мои грехи и полное пренебрежение всеми заповедями, я произнёс молитву. Что-то вроде - спасибо тебе…
Вечером.
На кровати рядом с моим лицом лежала куриная ножка из супа, который я сварил с неделю назад. Удивившись такому выбору божественного провидения, я съел и это. Но тут меня в лицо лизнул совсем не Ангел.
Исчадие Ада по имени Шарик смотрело на меня во все глаза, яростно крутило хвостом и лаяло так, что у меня звенело в ушах.
Нет, я тогда ещё не мог поверить в то, что было естественным объяснением происходящего. Но понаблюдать, не вставая с кровати, я уже мог. И вот что увидел: пёс подбежал к холодильнику и, нажав лапами и всем своим весом на педаль внизу, отскочил в сторону. Дверь отворилась и застыла.
Шарик встал на задние лапы и, порывшись мордой в кастрюле, доставил мне на кровать куриную грудинку. Он смотрел на меня во все глаза и радостно повизгивал, словно уговаривал поесть.
- Ах ты, хитрюга, - сказал я и осёкся.
- Ах ты, моя мамочка хорошая, - поправился я.
И пёс закрутился на месте, радостно лая. После чего он подбежал к двери холодильника и толкнул её. Та закрылась.
Он ничего не взял себе. Абсолютно ничего. Он был голоден и очень голоден. Но всё до последней крошки отдавал мне.
И вдруг я понял одну очень важную вещь...
Я встал и попытался пойти на слабых разъезжающихся и подкашивающихся ногах. И, разумеется, упал. Пёс бросился ко мне, пытаясь помочь встать.
- Тихо, тихо, - успокоил я его, - Всё в порядке, не волнуйся. Я сейчас сам всё сделаю.
Медленно. Очень медленно, по стеночке, я добрался до холодильника и достал оттуда кастрюлю с куриным бульоном. Не разогревая его, я поставил её на стол. После чего взял глубокую тарелку, налил её до краёв бульончиком и, положив кусок курицы, поставил её на пол и показал Шарику.
- Ешь, мамочка, - сказал я.
А сам стал хлебать прямо из кастрюли. Мы наелись до отвала, после чего уснули на кровати рядом. Первый раз за всё время Шарик лёг рядом со мной. Он вздрагивал во сне и, вскакивая, заглядывал мне в лицо.
- Да не бойся ты, - говорил я ему, - Не помру я. Раз есть у меня такой Ангел-хранитель.
И действительно, мне становилось всё лучше и лучше. То ли болезнь отступала, то ли необходимость добираться до холодильника и кормиться самому, плюс готовить что-нибудь вкусное для моей собачьей сиделки, меня подбадривала. Не знаю. А, может, это было и то, и другое.
Но вскоре мы с Шариком вполне себе сносно ходили по комнатам и разговаривали. Теперь я называл его – Мамочка.
Так о чём это я?
Ах да, вспомнил.
Когда я выхожу во двор и окликаю своего пса по имени – Мамочка, все вокруг смеются или крутят пальцами у виска.
- Совсем помешался на своей собаке, - говорят они мне сочувственно.
И тогда я рассказываю им эту историю и, разумеется, мне никто не верит. Все считают меня фантазёром, в лучшем случае. А сосед-психиатр назначил мне приём.
И когда я всё рассказал ему у него в кабинете, он внимательно меня выслушал и вспомнил свою давно умершую овчарку, которая, когда -то, вытащила его из речки, не дав утонуть. И вместо лекарства он выписал мне полную долю вранья.
– Ты всем говори, - сказал он, - Что у меня на учёте состоишь, и есть у тебя справка, освобождающая от ответственности. И я тебе гарантирую, что от тебя не только отстанут, а ещё и сюсюкать с твоей собачкой будут.
Как я и поступил.
И знаете, что?
Самое странное, что его совет полностью оправдался.
Мне теперь улыбались издалека, а моего Шарика величали не иначе, как Мамочка или мамулечка. Гладили, сюсюкали и хвалили неизвестно за что. И, разумеется, Шарик чувствовал себя на вершине счастья.
Вот у меня есть вопрос к вам, дамы и господа.
Неужели для того, чтобы поверить в простую историю, где собака спасла своего человека, и он теперь благодарен ей, нобходимо предъявлять справку от психиатра? Или просто объявлять об оной?
Мы разучились верить в чудеса?
Даже если они рядом с нами? Даже если видим их воочию?
Нам стало проще думать, что всё это бред воспалённого ума?
И что от такого человека лучше держаться подальше? Ведь он, не дай Бог, ещё и в Санта Клауса верит?
Может, если мы впустим чудеса в свою жизнь, она, если и не превратиться в сказку, но мы
станем немного, совсем немножечко, счастливее.
Совсем капельку.
Хотя.
Можете считать меня ненормальным, если вам так привычнее и легче.
Ведь Бог его знает...
Вдруг у меня есть справка от психиатра? Я ведь до сих пор верю в сказки.
А значит, понимаю животных и могу рассказать об этом.
Но легче. Гораздо легче думать, что я просто ненормальный, который видит и слышит то, чего просто не может быть. И можно покрутить пальцем у виска и посмеяться, и подумать, что вся эта история просто плод моего воспалённого воображения.
Может быть. Может быть и так, но.
Вдруг…
А вдруг…
А что, если я прав?
А?))
ОЛЕГ БОНДАРЕНКО
