Стрелок. Олег Бондаренко
Рассказы и истории
В закладки
Я много лет имею удостоверение на право охоты и являюсь членом немецкого союза охотников. И ездим мы сплочённой компанией в горы Шварцвальда. Не стану вам, дамы и господа, описывать эту невероятной красоты природу, просто потому, что это совершенно бесполезно. Кто не бродил по лесам Шварцвальда, не встречал на его озерах рассвет, и не провожал с вершины горы закат, не поймёт о чем я.
Так что, перейду сразу к делу.
Компания наша состоит из пятнадцати – двадцати человек. Все мы люди давно состоявшиеся. Так уж получилось, что выросли мы вместе, в одном городе. А после, жизнь разбросала нас по Европе и вообще, по всему миру. Но иногда, не реже одного раза в полгода, мы встречаемся в аэропорту Берлин – Бранденбург и прямо оттуда едем на склад в Pankow, где и хранится всё наше охотничье снаряжение. Те же, кто живёт в Германии или Австрии, просто приезжают с уже загруженными багажниками, и мы едем, и к вечеру прибываем на место.
Адвокаты, врачи, руководящие менеджеры, высшие чины полиции и армии, фирм и владельцы бизнесов. Да, жизнь была к нам благосклонна. Может, не ко всем и не сразу, но я очень благодарен Богу, что могу видеть лица своих друзей, давних знакомых. Наслаждаться их обществом, разговорами шутками, смехом и разумеется, охотой, в которой не так важна сама охота, как возможность десять дней побыть среди своих и отдохнуть душой и телом.
На месте нас принимает лесник и егерь одновременно, Клаус Залеман. Свежий воздух и друзья - что ещё надо? Ну так вот, он организует всё так, чтобы мы в лагере были одни. А домиков и места для ночлега, застолья и тихих неспешных разговоров более, чем достаточно.
А еще Клаус приглашает из находящегося неподалёку посёлка женщин, для того чтобы они готовили нам и немного прибирались. А мы, уж, можем себе позволить щедро отблагодарить их. И деньгами, и дичью, и мужским вниманием.
Надобно вам сказать, что в городке этом жизнь тихая и устоявшаяся. Поэтому женщинам за сорок, которым просто нечего делать, кроме как сидеть в кафе и обсуждать новости, эти наши приезды, как глоток свежего воздуха. Поэтому, они нас ждут, а иногда и пишут письма по интернету, приглашая побыстрее вернуться и развеять их скуку.
Так что, вечерами у нас даже вполне себе могут быть музыка и танцы...
Ну так вот... Привёз пару лет назад один из наших товарищей мужика. Тихий, спокойный, всегда улыбающийся. Он представил его так:
- Позвольте представить вам, друзья, господин…
Потом запнулся на пару секунд и добавил.
- Господин Стрелок.
Ну, Стрелок так Стрелок. И стали мы его так называть.
А потом заметили за Стрелком странность - молчалив он, и никогда не участвует в наших набегах на уток и зайцев. А надо вам сказать, что это принципиальный вопрос. Мы не охотимся за крупной дичью. Она нам ни к чему. Мы берём только то, что можем съесть именно сейчас. Ну, так вот.
Он тихонечко за нашими спинами берёт свой рюкзачок, кофр с винтовкой и исчезает. Даже посмеиваться некоторые над ним стали, потому что никогда не возвращался он с добычей. А он совсем и не обижался нашим шуткам. Как-то виновато улыбался и оправдывался, что любит побродить в одиночестве.
Но тут один из наших ребят узнал, что оказывается, этот самый Стрелок всю свою жизнь служил в какой-то элитной части, выполнявшей задания за границей. И стало нам всем интересно. Куда же он исчезает? И почему приходит без добычи? Ведь такой человек не может плохо стрелять.
И стали мы донимать его расспросами, а он ни в какую, и даже есть стал отдельно от нас, на пенёчке, чтобы, значит, не отвечать на наши вопросы. Было видно, что ему очень неприятно это. Но от поездок не отказался. Видно, очень уж ему нравилось бродить по Шварцвальдским лесам и горам в полном одиночестве.
И в это утро мы, как всегда, собирались на зорьке пострелять на озере уток на обед и ужин. А надо было быть там до рассвета, перед тем, как утки начнут прилетать.
И вот, подождали ребята, пока Стрелок как обычно, исчезнет в мареве и полутьме наступающего утра, и собрались вокруг меня, упрашивая, чтобы я проследил за Стрелком. Куда он идёт и чем занимается. А они в это время настреляют нам дичи на обед и ужин.
Я и согласился, но кто знает, согласился бы я, если бы знал, что будет дальше.
Итак, ребята пошли по направлению к озеру, а я стал нагонять Стрелка. Шел он очень быстро, будто спешил куда-то. Но мне не привыкать разбирать тропы и следы. Там сломанная ветка, тут прижатая трава, и вскоре, вдалеке за деревьями, я заметил знакомый рюкзак и фигуру.
И тут начался подъём. Причем такой крутой, что даже мне, привыкшему к настоящим горам, стало трудновато. Ну ещё бы, ведь за спиной рюкзак и ружье–дуплет.
Стрелку в то время было порядком за пятьдесят, а мне всего тридцать пять. Но я всё время терял его из поля зрения, и умаялся в конце концов так, что проклинал всё на свете - и Стрелка, и его скрытность, и его прыть и вообще, всю эту историю. Тем более, что в этом месте были такие незаметные проходы в горах, что запросто можно было очутиться Бог весть где, и бродить там в ожидании спасателей неделями.
И когда я уже решил плюнуть на всё и вернуться, когда дыхание стало рвать мне горло, а сердце обещало выпрыгнуть и вернуться на базу самостоятельно, я неожиданно для себя уткнулся лицом в большое дерево.
С трудом переведя дыхание и стараясь не кашлять, не стонать и не хрипеть, я осмотрелся. Это была самая вершина одной из гор Шварцвальда. Здесь образовалась своеобразная поляна, окаймлённая густыми кустами и высокими вековыми деревьями. Заканчивалась поляна большим выступом из куска скалы.
Совершенно нетронутая трава и цветы. А птицы… Я услышал их, когда удалось успокоить бешено стучавшее сердце. Они пели какие-то совершенно волшебные песни. Так, будто здесь собрались самые лучшие певцы Шварцвальдского леса. Цветы виднелись сквозь высокую траву, а запах был такой дурманящий и успокаивающий. А посреди большой поляны был пень от некогда огромного дерева, возле которого и стоял Стрелок, устремив свой взгляд куда-то за край обрыва.
Там открывался такой неописуемой красоты вид, что я засмотрелся и чуть не пропустил, когда он стал распаковывать свой кофр для ружья.
Надо же такое, подумал я, он даже ружьё не вынул. Странный человек, право слово. Ну кто же идёт на охоту с зачехлённым ружьём? Будто и стрелять не собираешься.
Стрелок тем временем покопался в своём более чем объемном рюкзаке и, достав оттуда что-то небольшое, присел на пенёк. Присмотревшись, я увидел, что это патрон. Один единственный, который Стрелок стал полировать.
Он начищал его долго и упорно. А когда закончил, то поднял его над головой, и патрон блеснул так ослепительно, что я аж зажмурился. Положив патрон на пень, он достал из рюкзака небольшую консервную банку. Подойдя к самому краю обрыва, он поставил на самом краю банку, предварительно положив в неё камень.
Потом отошел и достал из кофра ружьё. Я чуть не вскрикнул. Такие я видел только в музее. Это был карабин ещё с Первой мировой войны, если не ошибаюсь, это был Маузер.
Стрелок отошел почти до самого дерева, где я прятался. Я так думаю, не меньше пятидесяти метров. Так что, я мог наблюдать каждое его движение и слышал даже дыхание. Он щелкнул затвором и, вставив туда единственный патрон, опустил ружье прикладом вниз. Потом взял его левой рукой, а правую выставил прямо перед собой, раскрыв ладонь и широко расставив пальцы.
Он стоял и смотрел на них, а они.
Дрожали. Да, да. Его пальцы на правой руке дрожали крупной дрожью, и тогда он стал вслух уговаривать их. Он просил их успокоиться и перестать дрожать. Он показывал им красоту вокруг. И верите мне или нет, но его пальцы послушались. Сперва они стали просто дрожать мелкой дрожью, а потом она сменилась на лёгкое подёргивание. И через несколько минут его правая рука ничем не отличалась от левой. Я ортопед, но никогда в жизни даже не слышал про такое.
Но после этого он, вдруг, сделал резкое движение, перебросил из левой руки в правую карабин. И припечатав прикладом мягкую землю возле правой ноги, он резко поднял его вверх и, перехватив левой рукой у цевья, практически не целясь, выстрелил в направлении банки.
И та, взвизгнув, взвилась вверх и рухнула в пропасть. Я невольно вскрикнул, так я был поражен. И только звук выстрела помешал Стрелку заметить меня.
Потом он пошел к пню, положил в кофр свой Маузер, сел и посидел минут десять. После чего стал доставать из своего объёмного рюкзака. Что бы вы думали? Нет, вы ни за что мне не поверите. Да я и сам бы не поверил, если бы не видел это своими глазами.
Он стал доставать пучки морковки, разрезанные на кусочки головки капусты и ещё разные яблоки, груши, сливы…
Пока он ходил и раскладывал эти яства по поляне, я чертыхался. Он добрался сюда лёгким галопом, даже не запыхавшись, с рюкзаком под завязку набитым тяжелыми овощами и фруктами, а я с одним ружьём, рюкзаком с бутылкой воды и бутербродом, не мог за ним угнаться...
Тем временем, Стрелок разложил всё из своего рюкзака, а на пенёк положил несколько пригоршней разных орехов.
Он встал посреди поляны в абсолютной тишине и, вдруг, стал извиняться. Он говорил так, будто перед ним был близкий человек. Тот самый, единственный, которому можно открыть душу. Он просил прощения за выстрел и просил понять его, ведь это был единственный способ унять дрожь в его правой руке. Он просил понять его и простить.
Потом он поклонился и отойдя, присел на пень. Тишина стояла вокруг. И я уже хотел расхохотаться про себя и признать слова наших друзей о том, что у Стрелка не все дома, но тут...
Тут вдруг деревья вокруг дружно зашумели листвой, а птицы просто взорвали тишину пением. И было слышно, что в их голосе звучит радость. Я, как зачарованный, смотрел на поляну, потому что на неё выходили три косули, помахивая маленькими хвостиками, а за ними шли зайцы, смешно перешагивая, ведь они привыкли только прыгать, а за ними появились ёжики и еще много всяких маленьких животных. Они все ели принесённые угощения.
А с деревьев спускались белки. Они запрыгнули на пенёк и, схватив лапками орешки, забрались на колени, плечи и голову Стрелка, смешно отпихивая друг друга, стараясь сесть поближе к его уху и схватиться за него лапками.
Я не верил своим глазам. Я щипал себя за уши, щеки и нос. И кажется, пытался креститься и чертыхаться одновременно. Это было совершенное волшебство, виденное мной наяву, п раз в жизни. И, разумеется, если я расскажу хоть кому–нибудь, меня немедленно лишат лицензии врача и поместят в психиатрическую лечебницу.
Зайцы, тем временем, толкались под ногами у косуль и они опускали головы вниз и разглядывали пушистых малышей.
И, вдруг, мне так захотелось увидеть лицо Стрелка, будто от этого зависела моя жизнь. Он сидел на пеньке ко мне спиной, и я стал очень осторожно обходить поляну вокруг, прячась за деревьями и кустами, чтобы не выдать своего присутствия. Я остановился перед последним деревом и взглянул на Стрелка.
Он сидел, закрыв глаза. И в лице его было такое умиротворение, покой и безмятежность, что мне показалось, это не Солнце освещает поляну, а его лицо светится каким-то внутренним светом. Пальцы его тихонько перебирали шерсть на спинке белок, усевшихся у него на коленях.
И тут мне, почему-то, стало не по себе. Будт я подсматривал за чем-то очень интимным, не предназначенным для всеобщего обозрения. Я опустил глаза и стал выбираться в сторону нашей базы. А в голове у меня, почему-то стояла всё время эта полянка с животными и со Стрелком, сидящим с закрытыми глазами, и звучала музыка “Аве Мария”.
Спустился я, когда солнце уже почти село. И меня немедленно окружили все охотники, которые давно вернулись. Они горели нетерпением узнать, что мне удалось увидеть.
- Ну, ну? - Кричали они, столпившись. - Расскажи, что ты увидел? Что этот ненормальный там делает? Ты же, доктор. Может ему в лечебницу надо?
Мне стало не по себе, будто, мне в лицо плеснули стакан холодной и грязной воды. Я посмотрел на всех и ответил.
- Он болен. У него тремор правой руки. Вы бы перестали над ним издеваться? Не по человечески это, ей Богу.
И тут, полковник в отставке вдруг схватился руками за голову.
- Господи. Господи, - повторил он. - Ну конечно же! Я вспомнил этот случай. Нам рассказывали. Жуткая история была. Они попали в засаду и изо всех ребят только он остался жив. Потом он похоронил их всех, в одиночку. И долго шел за теми, кто их убил. Он отстреливал их по одному, а потом… Потом он возвращался почти пятьдесят километров по лесам. И когда вышел к вертолёту, говорят, он не был похож на человека. Вот так-то...
Тут полковник расставил руки в стороны и растопырил свои толстые и волосатые пальцы.
В полной тишине, возникшей после его рассказа, он сказал.
- Мужики, если кто ещё хоть одно слово плохое ему скажет, я вас этими самыми руками задавлю и тут оставлю. И никто не найдёт. Всем ясно?
Охотники стали расходиться в полной тишине. Мне почему-то верилось в заверения полковника. Он вполне мог.
А на столах, тем временем, женщины спешно готовили праздничный ужин. Ровными, тоненькими кружочками нарезалась копченая колбаска и укладывалась рядами. Копченое сало золотилось, подбоченясь кусочками ветчины на одноразовых тарелках. И запах от салатов шел такой, что слюнки, казалось, текли даже у деревьев. Жирные сельди, нарезанные поперёк, толпились на продолговатых тарелках, украшенные кружочками синего лучка. А тушеные утки и зайцы разлеглись на деревянных подносах. Кто-то уже включил тирольскую музыку, и женщины, переодевшись по-быстрому, прыгали с несколькими охотниками в танце. Ох, как же я люблю всё это.
Это именно тот случай, когда не надо никого и ничего стесняться. И самый худший танцор чувствует себя наравне с самым лучшим. А потом из динамика загремела музыка восьмидесятых. Солнце уже село...
И зажегшиеся фонари высветили фигуру Стрелка, вынырнувшую из-за деревьев. Он осмотрел веселящихся и, улыбнувшись, подошел к отдельно стоявшей скамеечке, достал свой бутерброд и собрался перекусить. Он привык к тому, что сидит отдельно.
Но тут к нему подошел полковник.
- Солдат, - сказал он. - Ты почему отдельно сел?
- Так, я… - попытался сказать что-то Стрелок.
- Молчать! - Вдруг гаркнул на всю базу полковник.
И все остановились и обернулись.
- Молчать солдат, - повторил он.
И Стрелок встал и вытянулся по струнке.
- Твоё дело не рассуждать, а выполнять приказа вышестоящего офицера. Ясно?
- Есть, - ответил Стрелок.
- Ну, то-то же, - согласился полковник. - Иди ко всем и садись. И чтобы я больше этого не видел. Всё понял?
Стрелок ещё раз ответил.
- Есть.
И строевым шагом проследовал к скамейкам, окружившим длинный стол, уставленный яствами и напитками всех мастей.
Немедленно все разом заговорили и бросились к столу и началось то, ради чего собственно говоря, мы и приезжаем сюда. Начался пир горой, весёлые разговоры, песни и переглядывания с женщинами.
Это был самый незабываемый вечер. И всё было хорошо, уж простите нам эти вольности и шалости. Кто из нас без греха, ей Богу?
Ну, так вот. Двадцать лет прошло с той поры или чуть больше, а я помню ту картину так, будто это было вчера...
И с тех пор я никогда не стрелял больше в животных. Просто не мог. А приезжал я с нашей компанией на то же самое место.
Стрелок вскоре умер, и я ходил на его полянку. Точно так же доставал из большого рюкзака банку из-под пива, и, наполнив её камнями, ставил на край утёса. Отходил до конца поляны и поднимал свой дуплет. Долго целился, пока в глазах не начинало рябить, и стрелял. Один раз. И так и не попал в эту банку за все двадцать лет. Ни разу.
Потом точно, как Стрелок, становился в центре поляны и извинялся, объяснял и долго-долго говорил, потом раскладывал овощи и орешки, доставленные сюда в рюкзаке. И садился на пень в ожидании появления чуда.
Но так ни разу животные при мне не появились. За все двадцать лет. Ни разу... Но это не огорчало меня, потому что я научился читать лес, понимать шелест листвы и видеть десятки маленьких глаз, устремлённых на меня из-за деревьев.
Я встаю и ухожу, не оборачиваясь, а перед тем, как исчезнуть за последним деревом, я оглядываюсь и бросаю последний взгляд...
И вижу, как на поляну выходят, осторожно озираясь, лани, а меж их ног смешно прыгают зайцы, а с деревьев спускаются белки и бегут к орешкам, рассыпанным на пеньке. И я улыбаюсь.
Я спускаюсь в наш лагерь, и новые ребята кричат мне, смеясь.
- Эй, Стрелок, ты попал наконец-то или нет?!
И я, смеясь, отвечаю им.
И эта игра очень нравится нам. Мы повторяем её каждый год. А недавно я заметил, что один парнишка следит за мной, и всё пытается догнать меня по дороге к вершине горы, и может быть, я поддамся....
Вот я и думаю, дамы и господа, может быть, Стрелок тоже выбрал меня, чтобы показать.
Чтобы я увидел. Но если вы спросите меня, что? То я вам не отвечу.
Просто после этого моя жизнь изменилась...
ОЛЕГ БОНДАРЕНКО
Мы ехали на отдых, если так можно выразиться, ибо, поездки эти меня утомляют. Сборы, потом долгая езда, потом устройство на месте, а после раскладывание стола и
Она всё время ему говорила. Она просила и объясняла. - Ну не езди ты на эту проклятую охоту. Ну чего тебе не хватает? Дом - полная чаша, работа у тебя престижная –
Его желание было обычным. Ему очень хотелось когда-нибудь купить маленький домик на берегу океана. Всем нам этого хочется. И чтобы пальмы и шепот волн и закаты. Вы
Вас также заинтересует:
Комментарии (0)