Генерал Мережко, будучи еще лейтенантом, освобождал Украину и Польшу, форсировал Вислу и Одер, брал Зееловские высоты и штурмовал Берлин. А в ночь на 1 мая 1945 года привел к Чуйкову генерала Кребса, которому Геббельс поручил склонить советское командование к перемирию.  Своими воспоминаниями Анатолий Григорьевич поделился с еженедельником «Красная звезда».

Первую награду Анатолий Мережко получил под Сталинградом, где поднял в атаку взвод и ручными гранатами «заставил замолчать несколько огневых точек противника, в том числе станковый пулемет». Скупые строчки наградного листа красноречиво свидетельствуют о мужестве этого человека.

Так, с медалью на запыленной гимнастерке, лейтенант, назначенный в штаб армии офицером связи, представился легендарому полководцу генералу Василию Чуйкову, вместе с которым дошел до Берлина...

Анатолий Мережко (крайний справа) вместе со своим начальником Василием Чуйковым (второй слева)

ТАНКИ ИЗ-ПОД ВОДЫ

- Вы знаете, что Берлин мог капитулировать еще зимой, в феврале 45-го? - начал разговор Анатолий Григорьевич. - Если бы не американцы. Из-за них пришлось раньше начинать Висло-Одерскую операцию...

В августе 44-го, после того как мы форсировали Вислу, войска нашего 1-го Белорусского фронта захватили Магнушевский плацдарм. Пехота дралась уже на том берегу, а поддержать ее было нечем - чтобы переправить танки, надо было строить мосты, а это за один день не делается.
Чтобы не снижать темпа наступления, Чуйков приказал танки переправить на другой берег по дну реки. Законопатили щели тряпками, наварили трубы на воздухозаборники - и вперед! Немцы были ошеломлены, когда увидели наши тридцатьчетверки, выползающие на берег из-под воды...

Примерно в это же время войска маршала Конева, который командовал 1-м Украинским фронтом, южнее овладели Сандомирским плацдармом, Красная Армия перешла в оборону и стала наращивать силы для броска к Берлину.

- Я был тогда помощником начальника оперативного отдела штаба армии, - вспоминает Мережко. - Спал по два часа в сутки, нередко - прямо на карте. От телефонов не отойти: через меня шли доклады наверх - Жукову и распоряжения вниз - командирам корпусов и дивизий.

Наступление было запланировано на 21 января, но американцы возомнили себя вояками и начали накануне операцию в Арденнах. Немцы их окружили и дали по мозгам. Черчилль с Рузвельтом давай теребить Сталина, чтобы тот быстрее наступал в Польше.

И вместо 21 января мы пошли в атаку на десять дней раньше, причем на плацдарм еще не переправились ни Первая танковая армия Катукова, ни Войско Польское. Артиллеристы первую линию обороны противника смели с лица земли как ураганом, войска рванули вперед. Темп наступления был такой, что немцы едва успевали удирать. Город Лодзь, помню, захватили за несколько часов, подошли к Познани и... остановились.

Чтобы проломить стены толщиной в несколько метров, требовались тяжелые орудия. А где их взять?

Познань - старинная, хорошо укрепленная крепость, через которую проходили основные транспортные коммуникации в сторону Берлина. Ее можно было бы обойти, но тогда войска на Одерском плацдарме остались бы без снарядов. Потому что через Познань в сутки можно было пропускать сорок пар эшелонов с боеприпасами. Но, чтобы овладеть цитаделью, которую защищал 65-тысячный гарнизон эсэсовцев, войскам 1-го Белорусского фронта понадобился целый месяц.

СПАСЛИ ВЫКЛЮЧЕННЫЕ ФАРЫ

Анатолий Мережко целые дни проводил на передовой. Он занимался рекогносцировкой, наносил данные на карту, согласовывал сроки и рубежи атаки. А после захвата Кюстринского плацдарма все стали ждать скорой победы, так как от Одера до Берлина оставались всего сутки танкового марша.

- Мы были готовы сразу идти на германскую столицу, - вспоминает Мережко. - Но Ставка решила иначе. Чтобы не получить удара в спину из Восточной Померании, наш фронт развернули на север и бросили на помощь Рокоссовскому. Только потом, когда силами двух Белорусских фронтов мы их разгромили, Сталин решает продолжать наступление на Берлин.

Жуков приказал установить прожектора на Зееловских высотах, мы несколько суток ползали и расставляли их так, чтобы луч прожектора давал направление наступления каждому батальону. Чуйков был против - считал, что от ударов артиллерии поднимутся тучи грязи и дыма. Но Жуков испытал прожектора на учениях и остался доволен - лучи пробивали дым.

- Накануне наступления Чуйков отправляет меня встречать Жукова, - продолжает Анатолий Мережко. - Чтобы тот не заблудился по пути на наш наблюдательный пункт. Я выехал километров за 20, остановился и жду. Смотрю - на дороге замаячили фары. Торможу колонну, бегу к машине Жукова и кричу: «Товарищ маршал, прошу дать команду погасить огни!» Он - ни в какую. Я настаиваю: «Товарищ маршал, не погасите фары, колонну дальше не поведу!» Жуков свирепеет: «Под трибунал захотел?» «Расстреливайте, - говорю. - Но вас под огонь не подставлю! Если не погасите, немцы засекут!».

Кое-как удалось уговорить Жукова. Колонна едва тронулась, а немцы уже бьют пушками по дороге - на всякий случай. Спасло каменное здание, которое приняло на себя осколки. Поворачиваюсь к Жукову: «Видите, товарищ маршал?». Тот нахмурился и ничего не сказал. А я, когда приехал, доложил Чуйкову об инциденте. Тот улыбнулся: «Молодец! Все правильно сделал».

Жуков Георгий Константинович

«САМ ВПЕРЕД ПОЙДУ»

- Прожектора расставляли трое суток. Прилег отдохнуть прямо на столе, только глаза закрыл, толкают в плечо: «Бегом на НП!» Заскакиваю в блиндаж Чуйкова, а там уже Жуков: «Вот что, майор, отправляйся к командиру корпуса Шеменкову и передай: если не возьмет Зееловские высоты, я его разжалую до сержанта и лишу звания Героя!».

И так - по командиру каждой дивизии: «Разжалую и лишу!» И вся речь пересыпана отглагольными прилагательными, которыми так богат русский язык. Жуков требует, чтобы я все это повторил. Я повторяю, но без «украшений». Жуков поворачивается к Чуйкову: «Откуда ты такого интеллигентного сталинградца взял, твою в господа-бога-душу-мать?» Чуйков на меня глянул исподлобья: «Ну-ка, повтори как следует!» В общем, пришлось выдать все до последнего слова...

Бегу в темноту - вокруг темень, снаряды рвутся, грохот. Чудом нашел командный пункт Шеменкова. Докладываю: «Товарищ генерал, командующий фронтом передал, что разжалует до сержанта и звания Героя лишит, если не ворветесь в полдень на Зееловские высоты...»
- Так и сказал? - недоверчиво смотрит Шеменков.
- Еще хуже, товарищ генерал, - отвечаю. - Просто не могу все слова повторить... Генерал покачал головой, подошел к радисту: «Ну-ка, солдат, дай твою шапку, а ты возьми у меня папаху. Раз такое дело, сам вперед пойду...»
Впрочем, чуть позже Афанасий Дмитриевич поостыл, стал боем руководить. А я рванул дальше.

Добрался к генералу Дуке. А тот уже на Зееловских высотах. Говорит: «Видишь, мои танки горят на вершине? Артиллеристы снарядами только низину обработали, а у немцев позиции на обратной стороне холма. Если мы их бомбами не сковырнем, будем дальше людей терять. А насчет того, что звание Героя отнимет, то не он мне его и давал. Пусть идет к такой-то матери...»
Михаил Ильич был до этого командиром партизанского отряда на Брянщине и маршалов не боялся.

Зееловские высоты

В общем, целый день вели безрезультатные бои. И только 17 апреля начали прорываться вперед. Но из-за того, что фронт Жукова застопорился на Зееловских высотах, Сталин двинул в сторону Берлина Конева. И началось, как вы знаете, соревнование фронтов: кто из них быстрее возьмет столицу Третьего рейха.

БЕЛЫЙ ФЛАГ

Анатолий Георгиевич вспоминает, что, когда армию Чуйкова повернули на юг, на ее пути немцы особо не сопротивлялись. В составе 8-й гвардейской было много сталинградцев, имевших опыт уличных боев, - они вспарывали берлинские кварталы, как штык консервную банку.

- Мы шли так стремительно, что немцы не успевали бежать, - говорит Анатолий Григорьевич. - Разворачиваем НП в каком-то здании, вижу кабинет с дубовым столом – как раз для нашей карты. Сбросил с него скатерть, слышу - кто-то стонет. Открываю дверь ванной - там немецкий полковник с перерезанными венами. И на крючке - китель с железными крестами. Он снял его, чтобы кровью не заляпать. А из другого коридора, где узел связи планировался, еще один немец выскакивает. Наши девчата хватают винтовки - и за ним! Тот на чердак, чтобы на крышу попасть, вышибает окно и с криком «Гитлер капут!» прыгает вниз. Сошел с ума, наверное, когда наших связисток с оружием увидел.

Через несколько дней, когда я заступил на дежурство, принимаю срочное донесение - немцы машут белым флагом!
Вскоре появился высокий, стройный офицер, одетый с иголочки. Китель и брюки выглажены, чистейшая рубашка - когда кругом грязь и дышать нечем от кирпичной пыли. Это был начальник штаба 56-го танкового корпуса. Он спросил: если советское командование согласно, то для переговоров прибудет начальник генштаба сухопутных войск немецкой армии Кребс.

Чуйков в это время находился в политотделе штаба армии, куда его пригласили поужинать в компании известных писателей и поэтов. Тихон Хренников и Матвей Блантер по очереди играли на трофейном рояле, стол накрыли... Но тут Чуйкова позвали к телефону, и он уехал на свой передовой КП.

Генерал Чуйков Василий Иванович

ХОРОШИЕ РЕБЯТА

Под утро 1 мая на участке 110-го полка 27-й дивизии был прекращен огонь, и Кребса с адъютантом перевели через линию фронта. Чуйков ждал парламентеров несколько часов.

- Кребс пытался взять инициативу в свои руки, - вспоминает Мережко. - Он сразу заявил: «Господин генерал, я уполномочен вам первому сообщить, что фюрер покончил жизнь самоубийством». Чуйков невозмутимо отвечает: «А мы знаем!..» Карта Кребса была бита. Хотя никто из нас, конечно, о самоубийстве фюрера не знал. Переговоры шли с четырех часов утра до часу дня. Немцы просили перемирия, а мы настаивали на безоговорочной капитуляции.

Стенограмму исторической встречи, кроме адъютанта, вели еще двое - драматург Всеволод Вишневский и поэт-песенник Евгений Долматовский. Не было блокнота только у Матвея Блантера - автора легендарной «Катюши». Он был композитором и привык писать не слова, а ноты.

– Вишневский, кстати, едва не сорвал переговоры, - вспоминает Мережко. - Часто вскакивал и грубил Кребсу. Говорил, что Германия нанесла нам колоссальный урон и генерал теперь должен за это ответить.
Драматург не догадывался, что Кребс, хоть и пришел с переводчиком, но в совершенстве владел русским языком. Он прекрасно понимал слова писателя, но  дипломатично держал паузу. Положение спас Чуйков.
- Василий Иванович меня подозвал, - вспоминает Мережко, - и шепчет на ухо: «Скажи писателю, что если еще раз вскочит, я его выставлю за дверь!»
Мережко так же - на ухо - передал слова командарма Вишневскому, и тот больше не проронил ни слова...
- Кребс о ходе переговоров пытался доложить Геббельсу, но у них не ладилось со связью, - вспоминает Анатолий Григорьевич. - Мы предложили протянуть провод от Чуйкова до Геббельса, тот сразу согласился и выделил связисту адъютанта с переводчиком, чтобы они отвели его в имперскую канцелярию.

Через некоторое время из рейхсканцелярии раздался звонок - все в порядке! Там сел с телефоном наш солдатик, спрашиваем у него: «Как там, немцы тебя не обижают?» Он бодро рапортует: «Нет, даже сигаретами угощают! Хорошие ребята, я с ними уже дружу!..»
Но время шло, и, когда Кребс доложил Геббельсу, что русские не идут на уступки, а требуют безоговорочной капитуляции, тот потребовал от генерала прекратить переговоры и вернуться.

– По его лицу было видно, как он не хотел идти назад и как мог тянул время, - вспоминает Мережко. - В тот же день нам сообщили, что Геббельс отравил семью и себя. Вслед за ним покончил с собой и Кребс. Я потом узнал его по бритой блестящей голове среди трупов, сваленных в фонтан рейхсканцелярии.

После тех переговоров гвардии майор Мережко сдал дежурство, рванул к Бранденбургским воротам, а оттуда - короткими перебежками к каналу. Он лег за постаментом разбитой статуи, достал маузер, прицелился и сделал выстрел по Рейхстагу. Он знал, что до Победы несколько часов. И торопился поставить свою точку. Всю войну берег для этого пулю...

Автор: Евгений Кириченко