Я родом не из детства - из войны (стихи о детях войны)
Мы часто слышим: "У войны не женское лицо". А я хотела бы добавить - и совсем не детское! Хочу поделится стихами, которые тронули меня до слез. Именно эти мальчишки, взявшие в руки автомат в четырнадцать лет, и девчонки двенадцати лет, перевязывающие раненых, именно они 9 мая идут маршем по городам нашей страны. По улицам Родины, которую они защищали, Когда началась война, у них кончилось детство...
У войны недетское лицо!
Но в глаза детей смотрела смерть...
Не щадила маленьких бойцов,
Им пришлось до срока повзрослеть.
Звание такое "Сын полка",
Мужества святого колыбель!
Это ничего, что велика,
На него солдатская шинель.
У него в отца бойцовский нрав,
Быть и не могло другой судьбы
У того, кто с гордостью читал
В старом "Букваре": "Мы не ра-бы!"
Храбрости ему не занимать,
По плечу мальчонке ратный труд.
Заслонял собой мальчишка мать,
Ту, что люди Родиной зовут!
Для кого-то громкие слова,
Для него - колодец во дворе,
На лугу высокая трава,
Первая страничка в "Букваре".
Их большая дружная семья,
Сказка довоенных, светлых лет,
Озорные, школьные друзья
И на Новый Год кулёк конфет...
Мамины прекрасные глаза,
Сердцу милый старенький их дом,
В кружевных салфетках образа,
Хлеб ржаной с топлёным молоком.
Девочка с соседнего двора,
За которой он носил портфель.
На параде громкое: "УРА!
И в шкафу отцовская шинель.
У войны недетское лицо,
Но в бою не разглядеть лица...
Щедро начиняла смерть свинцом
Юные, мальчишечьи сердца.
Ирина Савельева
Я родом не из детства - из войны
Я родом не из детства — из войны.
И потому, наверное, дороже,
Чем ты, ценю я радость тишины
И каждый новый день, что мною прожит.
Я родом не из детства — из войны.
Раз, пробираясь партизанской тропкой,
Я поняла навек, что мы должны
Быть добрыми к любой травинке робкой.
Я родом не из детства — из войны.
И, может, потому незащищённей:
Сердца фронтовиков обожжены,
А у тебя — шершавые ладони.
Я родом не из детства — из войны.
Прости меня — в том нет моей вины...
Ю. Друнина
Кукла
Много нынче в памяти потухло,
а живет безделица, пустяк:
девочкой потерянная кукла
на железных скрещенных путях.
Над платформой пар от паровозов
низко плыл, в равнину уходя...
Теплый дождь шушукался в березах,
но никто не замечал дождя.
Эшелоны шли тогда к востоку,
молча шли, без света и воды,
полные внезапной и жестокой,
горькой человеческой беды.
Девочка кричала и просила
и рвалась из материнских рук,—
показалась ей такой красивой
и желанной эта кукла вдруг.
Но никто не подал ей игрушки,
и толпа, к посадке торопясь,
куклу затоптала у теплушки
в жидкую струящуюся грязь.
Маленькая смерти не поверит,
и разлуки не поймет она...
Так хоть этой крохотной потерей
дотянулась до нее война.
Некуда от странной мысли деться:
это не игрушка, не пустяк,—
это, может быть, обломок детства
на железных скрещенных путях.
В. Тушнова, 1943
Детский ботинок
Занесенный в графу
С аккуратностью чисто немецкой,
Он на складе лежал
Среди обуви взрослой и детской.
Его номер по книге:
"Три тысячи двести девятый".
"Обувь детская. Ношена.
Правый ботинок. С заплатой..."
Кто чинил его? Где?
В Мелитополе? В Кракове? В Вене?
Кто носил его? Владек?
Или русская девочка Женя?..
Как попал он сюда, в этот склад,
В этот список проклятый,
Под порядковый номер
"Три тысячи двести девятый"?
Неужели другой не нашлось
В целом мире дороги,
Кроме той, по которой
Пришли эти детские ноги
В это страшное место,
Где вешали, жгли и пытали,
А потом хладнокровно
Одежду убитых считали?
Здесь на всех языках
О спасенье пытались молиться:
Чехи, греки, евреи,
Французы, австрийцы, бельгийцы.
Здесь впитала земля
Запах тлена и пролитой крови
Сотен тысяч людей
Разных наций и разных сословий...
Час расплаты пришел!
Палачей и убийц – на колени!
Суд народов идет
По кровавым следам преступлений.
Среди сотен улик –
Этот детский ботинок с заплатой.
Снятый Гитлером с жертвы
Три тысячи двести девятой.
С. Михалков
Майор привез мальчишку на лафете...
Майор привез мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.
Его везли из крепости, из Бреста.
Был исцарапан пулями лафет.
Отцу казалось, что надежней места
Отныне в мире для ребенка нет.
Отец был ранен, и разбита пушка.
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Седой мальчишка на лафете спал.
Мы шли ему навстречу из России.
Проснувшись, он махал войскам рукой...
Ты говоришь, что есть еще другие,
Что я там был и мне пора домой...
Ты это горе знаешь понаслышке,
А нам оно оборвало сердца.
Кто раз увидел этого мальчишку,
Домой прийти не сможет до конца.
Я должен видеть теми же глазами,
Которыми я плакал там, в пыли,
Как тот мальчишка возвратится с нами
И поцелует горсть своей земли.
За все, чем мы с тобою дорожили,
Призвал нас к бою воинский закон.
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
А там, где отнят у мальчишки он.
К. Симонов
Мальчик из села Поповки
Среди сугробов и воронок
В селе, разрушенном дотла,
Стоит, зажмурившись ребёнок -
Последний гражданин села.
Испуганный котёнок белый,
Обломок печки и трубы -
И это всё, что уцелело
От прежней жизни и избы.
Стоит белоголовый Петя
И плачет, как старик без слёз,
Три года прожил он на свете,
А что узнал и перенёс.
При нём избу его спалили,
Угнали маму со двора,
И в наспех вырытой могиле
Лежит убитая сестра.
Не выпускай, боец, винтовки,
Пока не отомстишь врагу
За кровь, пролитую в Поповке,
И за ребёнка на снегу.
С. Маршак
О детях войны
Детям, пережившим ту войну,
Поклониться нужно до земли!
В поле, в оккупации, в плену,
Продержались, выжили, смогли!
У станков стояли, как бойцы,
На пределе сил,
но не прогнулись
И молились, чтобы их отцы
С бойни той немыслимой вернулись.
Дети, что без детства повзрослели,
Дети, обделенные войной,
Вы в ту пору досыта не ели,
Но честны перед своей страной.
Мерзли вы в нетопленных квартирах,
В гетто умирали и в печах.
Было неуютно, страшно, сыро,
Но несли на слабеньких плечах
Ношу непомерную, святую,
Чтоб скорее мира час настал.
Истину познавшие простую.
Каждый на своем посту стоял.
Девочки и мальчики войны!
На земле осталось вас немного.
Дочери страны! Ее сыны!
Чистые пред Родиной и Богом!
В этот день и горестный, и светлый,
Поклониться от души должны
Мы живым и недожившим детям
Той большой и праведной войны!
Мира вам, здоровья, долголетья,
Доброты, душевного тепла!
И пускай нигде на целом свете
Детство вновь не отберет война!
В.Салий
Разведроте посвящается
Их ждали...Швыряли ракеты...
И проходы в полях стерегли...
Но сказать им:"И где вы???"
Никому и никак не могли...
Они ушли... И темнота их скрыла..
И смолкли осторожные шаги..
Земля следы их сохранила....
Но по ним они так и не пришли...
Мы ждали их... И берегли похлебку.
А старшина "НЗ" разлил..
И фронтовые...сто на глотку...
Их ждали, как могли...
И было страшно нам представить,
Что не услышим голосов....
И никто не мог больнее ранить..
Как мысль, что нет их ласковых басов...
Они такие были...Нет...ОСТАЛИСЬ!
Навеки в памяти моей...
Ребята из разведроты...ПАЛИ...
Но жизни стали их сильней!
В гранит и камень их одели...
Застыли с автоматами в руках...
Они вот так бы и хотели..
Остаться в памяти...В веках!
А.Кудинов
Тем, кто не вернулся к нам назад...
Тем,что не пришли назад
На полустанки и разъезды...
На дороги, ведущие с родных оград,
К домам...и в молчаливые подъезды...
Откуда уходили в сорок первом...
Оставив матерей, сестер и жен...
Путем единственным и верным,
Длиною в тысячу ночей и ден...
Их ждали страшные бомбежки,
Атаки, где смерть дышала им в лицо,
Окопы, локоть друга и скудность фронтовой кормежки...
И РОДИНА...Ее не променял никто!
Летели письма-треуголки...
Они нам рассказали о войне.
О тех, чьи шутки были колки,
И кто не думал в час суровый о себе...
Их письма памятью остались.
Они ведь тех, кто не вернулся к нам назад...
И в поколенья передались...
Ведь он же наш, погибший тот солдат!
И вечной жизнью смерть поправ,
Они остались в памяти потомков...
Те, кто не вернулся в сорок пятом...
К нам...НАЗАД...
А.Кудинов
