Говорят, такое бывает только в голливудских фильмах. Причём, в Голливуде давно открыли: для эффектного «хэппи энда» крайне важен антураж, то есть декорация. Так вот, для нашей истории ничего не надо изобретать — лучшей декорации, чем Одесса, нам не придумать.

Дорожное знакомство

Это случилось в декабре 1929 года. Войдя в купе поезда «Москва — Нижний Новгород», он увидел девушку с большими красивыми глазами. В те непонятные нам времена принято было представляться:
— Владимир Коралли, артист, — немножко красуясь, отрекомендовался он. — А вас я, кажется, знаю — Харьков, театр «Тиволи». Вы всегда сидели в первом ряду, когда наша солистка Янечка Махова пела «Фудзияму» Матвея Блантера. А потом исчезали.
— Я бежала за кулисы, чтобы выразить восторг Ядвиге Марковне.
— К сожалению, я выступал во втором отделении. Но тогда ваше место уже пустовало.

Хоть скажите, как вас зовут?
— Клава. Клавдия Шульженко.

Её имя не показалось Коралли выразительным, то есть эстрадным, но он смолчал. Не хотел обижать попутчицу, тем более оба они оба ехали в Нижний Новгород на одни и те же гастроли.

Путь от Москвы до Нижнего Новгорода был неблизким. Чем развлекать спутницу в дороге? Не анекдоты же рассказывать! Лучше рассказать о родной Одессе, которая и сама с перчиком, как хороший одесский анекдот. Слава Богу, рассказов про Одессу хватает на дорогу любой длины. Поразительно, но Клавочку это всё заинтересовало, особенно жизнь её спутника. Поэтому пришлось начать буквально с детства.

Любовь-морковь

Тихий еврейский мальчик, наречённый в честь дедушки красивым именем Волбер (для непосвящённых — Володя), с нормальной одесской фамилией Кемпер жил в бедной семье. Когда не было денег даже на селёдку, мама шла и покупала полфунта красной икры. Что вы хотите, это Одесса — были времена, когда красная икра в ней стоила дешевле, чем селёдка. Уже в шесть лет мама отвела Володю в Бродскую синагогу на Пушкинской улице к знаменитому кантору Новаковскому.

— Мадам Кемпер, — был не очень толерантен Новаковский, — ваш сын ещё не дорос до хора, в котором поёт сам Пиня Миньковский.
— Не говорите своих глупостей, — была ещё менее церемонна еврейская мама, сама тот ещё орешек. — Как будто ваш Пиня в шесть лет уже пел, как соловей.
— Тоже верно, — согласился Новаковский и сдался.

Честно говоря, его слегка обманули. Мадам Кемпер младшего сына отвела не только в синагогу, но ещё и в иллюзион «Фурор» на Водопроводной улице. Здесь уже работал эффектёром её старший сын Юлий. Профессия эффектёра считалась весьма дефицитной, а для кино просто спасительной. Кино-то было немым, а Юлий подражал различным звукам и «оживлял» фильмы.

Публика валом валила на его звуковые эффекты. Так вот, в «Фуроре» в кинозале публику развлекал Юлий, а в дивертисменте, то есть в фойе перед фильмом, публике не давал скучать младший Владимир. Да, такое бывает только в Одессе — днём отпевать покойников в синагоге, а вечером распевать куплеты в иллюзионе.

Но чтобы об этом, не дай Бог, не узнал Новаковский, на афише должен был стоять псевдоним. Позаимствовали его у балерины императорских театров Веры Коралли. Ничего страшного, императорские театры не обеднеют!

Конечно, такие подробности тогда в поезде Владимир опустил. Тем более, что за окнами уже мелькали пригороды Нижнего. Чувствовал, что девушка нравится ему всё больше, и тут на её пальце он заметил обручальное кольцо. Девушка смутилась и призналась:
— За день до отъезда из Харькова мы помолвились. Свадьба будущей весной. Володя, я вас приглашаю, будете дорогим гостем.

И тогда понял — сейчас или никогда:
— На свадьбу приеду. Но не в качестве гостя, а в качестве вашего жениха.
Если бы в эту минуту поезд не вкатил на перрон, как себя вести дальше — не знали бы.

Одесская мама — это драма

Какой банальной была бы наша жизнь, если бы это и был «хэппи энд». Вы не ощутили, что всё вышеизложенное пока развивалось по канонам голливудской мелодрамы? Именно в такой умиротворяющий момент голливудский сценарист обычно всё поворачивает с ног на голову.

Так вот, запомните: жизнь — сценарист покруче голливудского. В нашем сюжете ещё не появлялась одесская мама. Вы помните её: мадам Кемпер, одесский Брюс Уиллис, «крепкий орешек». Но, наконец, и она вышла на сцену.  Тут надо сделать одно отступление.

Старший брат Юлий Кемпер к тому времени тоже стал артистом Юлием Ленским, и тоже как раз обустраивал личную жизнь. Он скоропостижно женился на артистке Марии Ивановне Дарской. Это уму непостижимо, но роковую роль сыграло как раз отчество его супруги.

— Это же геволт! — воскликнули дотоле молчавшие еврейские гены мамы. — Тут Ивановна и там Ивановна, а мадам Кемпер — посередине! Что скажут предки?!
С предками была проблема — они себе поумирали, так что жди от них совета! Владимир впал в мучительные раздумья. Как уломать маму? Что сказать невесте? Он помчался в Харьков к невесте, надеясь всё объяснить и прояснить.

«Хэппи энд» по-одесски

Но вы же помните, что в Харькове был ещё один жених. Втайне от него Клава и Володя несколько ночей проговорили на скамейке в парке. Долгий разговор обычно завершает страшный приговор:
— Извините, Володя! Я не хочу портить вам жизнь.
И чтобы уж поставить все точки над «і», пригласила одесского жениха на свой концерт. В антракте Шульженко подошла к Коралли с незнакомым здоровяком и представила:
— Знакомьтесь — мой жених. Мы уезжаем.

В руках у неё был чемоданчик. Очевидно, уезжали прямо после концерта. И тут вдруг Владимир вырвал у неё из рук чемоданчик и швырнул в дальний угол. Потенциальный жених попытался схватить за грудки своего визави. Но Владимир выхватил браунинг, на ношение которого имел разрешение со времён Гражданской войны. Конечно, убивать он никого не собирался, это было только рефлекторное движение. Но потенциальный жених, бросив грудки, невесту и чемоданчик, тут же бежал

.
Теперь уж точно всё было кончено. Сам того от себя не ожидая, Коралли воскликнул:
— Ах, если бы мы могли поехать в Одессу, чтобы там ты спела для одного человека!
И тут Шульженко вдруг сказала:
— А давай поедем! Я так люблю петь для кого-то, — и это была правда.

Через несколько дней в Одесском доме работников искусств был организован концерт. Пела пока никому неизвестная Клавдия Шульженко. Придирчивый, требовательный и чуточку снобистский одесский зритель слушал песни незнакомки в подозрительной тишине. Когда выступление кончилось, тишина продолжала висеть над залом. Но надо знать Одессу…

Тактично выдержав паузу, одесситы разразились бурей оваций. Значит, что-то понимали «на музыку». Не хлопала только одна женщина в третьем ряду. Не хлопала по веской причине — она платком  утирала слезу. Сидящему рядом молодому человеку она шепнула:
— Володенька, у тебя таки да есть вкус!

Одна крепость пала, но Володю интересовало мнение ещё одного зрителя. Этот человек был легендой Одессы, покровителем и учителем всех музыкальных вундеркиндов этого города — от Давида Ойстраха до Елизаветы Гилельс. Имя его было Пётр Соломонович Столярский. Коралли специально зазвал его на концерт и с тревогой ждал приговора.
— Ой, Волбер, твоя Клавочка мине возмутила.
— Неужели так плохо?! — испугался Коралли.
— Ой, нет, она мине возмутила на ДА! —

на своеобразном языке Столярского это означало «высший класс».

Кого она любила больше?

Они прожили вместе трудные и счастливые четверть века. На эти годы выпали и война, и творческий взлёт Клавдии Ивановны Шульженко. Она не была одесситкой, но благодаря своему мужу Владимиру Филипповичу Коралли стала этому городу своей.

Но как бы ни хотелось завершить этот рассказ голливудским «хэппи эндом», ничего не выйдет. Пути Владимира и Клавдии через четверть века разошлись. Хотя тёплые отношения остались до самых последних дней. Клавдия Ивановна в одном интервью призналась:
— Эта любовь — как сон. Я помню всё. Когда бы не приехала в Одессу, я еду в Аркадию, чтобы постоять на том обрыве, где мы открыли для себя, что не можем друг без друга. Кого она имела в виду — своего одесского мужа или просто Одессу?..

Лучи заходящего солнца

История большой любви Клавдии Шульженко тоже была красивой и необыкновенной. Долгих 11 лет она получала ко всем праздникам поздравительные открытки, подписанные таинственными инициалами – «Г. Е.». Они исправно приходили со всех уголков Советского Союза: из Заполярья, Средней Азии, Дальнего Востока. Этим загадочным «Г. Е.» оказался кинооператор Георгий Кузьмич Епифанов. Он безнадежно влюбился в певицу еще до войны, но не решался даже подарить своей богине цветы после выступления…

Однако судьбе было угодно соединить этих двух незаурядных людей: однажды они встретились в компании общих знакомых и больше не расставались! Хотя когда они поженились, ей было пятьдесят, а ему тридцать восемь. Но Шульженко не испугалась людских пересудов, поскольку впервые почувствовала себя по-настоящему любимой.

Теперь уже она сама писала из каждых гастролей «Сегодня пела только для тебя, мой родной»; «…Лучи заходящего солнца особенно горячи. Знай, мой до боли желанный, что у тебя есть женщина, которая всегда тебя ждет, и будет ждать, и когда бы ты ни пришел, мы забудем о времени…»; «День, когда мы встретились – великий день для меня, день моей вечерней любви. Сколько мне осталось – все твое».

17 июня 1984 года ее не стало… После смерти на ее сберкнижке оказалось всего 3 рубля 15 копеек.

В день похорон Клавдии Шульженко целый день шел дождь. А когда гроб стали опускать в яму на Новодевичьем кладбище, неожиданно выглянуло солнце…

Все последующие годы Георгий Епифанов регулярно приносил на могилу жены ее любимые желтые розы и шелковый синий платочек. Он скончался 24 марта – в день рождения любимой женщины. И, тем не менее, синенький платочек кто-то неизменно привязывает на ограде ее могилы по сей день.